Острова и капитаны
Шрифт:
— Дотрясся он и без кассеты, — вздохнул Егор.
Валет сказал опять:
— А ты гибкое существо.
— Хочешь жить, умей вертеться, — подыграл Егор.
— А жить ты хочешь, — полувопросительно заметил Валет.
Егор моментально подобрался:
— Это как понимать?
— А так, Кошачок. Хочу намекнуть по-дружески. Кто-то оч-чень недоволен горькой судьбой Копчика. Слышал я это стороной… Считают, что ты здесь во многом виноват.
— Я?! — рявкнул Егор. — Значит,
Валет улыбнулся с оттенком превосходства:
— Не надо так примитивно… Выражаясь по-научному, ты был источником первоначального конфликта. Сперва стравил Копчика с Редактором, потом на Копчика же накапал Венькиным предкам…
— Это кто же пришел к такому… научному выводу? — ехидно прищурился Егор. Но душа у него захолодела.
— Любой придет, если поразмыслит. И ты сам…
— Я не стравливал Веньку и Копчика… — Егор постарался твердостью тона скрыть внутреннюю беспомощность. — У них было это еще до меня. И на Копчика я не капал. Я хотел уберечь Ямщиковых от поджога, а на Копчика, как такового, мне было начхать. К тому же я его предупредил честно, при всех…
«Чего я оправдываюсь?» — подумал Егор.
Валет примирительно сказал:
— Да мне-то что? Я тебе только намекнул, чтоб ходил с оглядкой, особенно после захода солнца. Если Копчику срок отвалят, Салтан это так не спустит…
Егор знал, что суда еще не было. Тянулось неспешное следствие. Чижа и Хныка выпустили, потому что Венька сам рассказал, что они к нему не лезли. Когда Копчик выхватил «пику», Хнык отскочил и зажмурился, а Чиж чуть ли не пытался схватить Копчика за рукав. Значит, они не «соучастники»… А самого Копчика уже второй раз обследовали в психбольнице. Мамаша его и адвокат пытались доказать, что «у мальчика есть отклонения». Шизик, мол, Копчик и за себя не отвечает… Чего доброго, еще и выкрутится, гад… Нет, едва ли.
— Кольчугу под камзол советуешь надевать? — спросил Егор у Валета. — Ну ладно, благодарю за информацию.
Егор давно уже заметил, что есть в жизни такой закон — «одно к одному». И он ничуть не удивился, когда пришел с рынка и обнаружил в почтовом ящике записку — рваный клетчатый листок с печатными буквами: «Кошак, шкура продажная, учти, попомнишь Копчика».
«Учти» было написано с мягким знаком после «ч», а «попомнишь» без мягкого знака в конце. И нарисован был жирной шариковой ручкой зловещий кривой финяк.
Егор хмуро посмеялся. Записка наверняка была самодеятельностью «мышат» из компании Салтана. Это не страшно.
Это вообще было не страшно. Если бы знали приятели Копчика и сам царь Салтан, как в январские дни мечтал Егор, чтобы прихватили его в темном углу! Он исступленно
Не так уж много вероятности, что в такой свалке забьют насмерть. Ну а если и случится, то что ж…
Егор перечитал корявые строчки. Дурачье… Умом он понимал, что опасность есть. В самом деле могут подкараулить, и никакая милиция, которая «меня бережет», здесь не поможет. Она оказывается на месте происшествия уже потом. Как в случае с Венькой… Но страх так и не появился, даже легкого холодка не было. Егор подумал, что при желании не так уж трудно разыскать, кто писал и кто подбросил. Если заняться всерьез. Но сейчас его в сто раз больше тревожила другая загадка: Алабышев — Наклонов. И нужен был Гай…
Днем дома у Ямщиковых никого не оказалось, и Егор пришел второй раз — уже в пятом часу.
Открыл Ваня. Губы у него были перемазаны, он сладко водил по ним языком.
— Варенье лопал, — сказал Егор.
— Ага… Там все равно банка почти пустая, я ее выскреб, чтобы вымыть.
— Видать, не маленькая банка-то…
— Ага, трехлитровая… А у нас еще полная есть. Хочешь варенья с чаем?
Егор сказал, что он вышел из возраста, когда любят варенье с чаем. Чай с вареньем — еще туда-сюда.
— Можно и так, — согласился Ваня. Видно, ему нужен был законный повод, чтобы распечатать новые запасы варенья. Но Егор объяснил, что хочет сначала дозвониться до Среднекамска.
— Разрешаешь?
— Чего спрашивать-то, — сказал Ваня.
Егор потянулся к телефону и помянул черта. Он все время забывал сменившийся в январе номер Гаймуратовых. То ли «ноль два — двенадцать», то ли «двенадцать — ноль два»… Он вытащил из кармана листок со стихами Толика, на котором в тот январский вечер записал телефон. Листок в кармане был всегда — это стало для Егора уже привычкой и чем-то вроде доброй приметы.
«Пятьдесят семь — ноль два — двенадцать»…
Ответила Галина. Удивилась:
— А разве вы не встретились? Гай вчера поехал к вам…
— Ко мне?
— Вообще-то по своим делам. Но хотел и тебя увидеть.
«Может, и заходил, да мать не сказала, — подумал Егор. —
А может, ее самой дома не было…»
— Я тогда помчусь домой! Может, еще зайдет!
— Едва ли. Он хотел вернуться нынче к вечеру. Наверно, сейчас уже в дороге…
— А что случилось-то? Зачем он поехал? — встревожился Егор. Голос у Галины был расстроенный.