Острова попутного ветра

Горев Игорь Васильевич

Шёпот тут же был подхвачен присутствующими. Имя всем понравилось, родные оживились и согласно закивали головами…

Сколько помнил себя Назар, он никогда не воспринимал окружающий его мир в цельности. Всегда он казался ему сложенным из осколков и фрагментов. Собранным грубо и наспех.

Когда собираются вместе именитые художники и начинают создавать одну, общую на всех грандиозную картину, они традиционно подолгу спорят, перебивают оппонентов, доказывают своё, сугубо гениальное виденье, а потом разбегаются в стороны (благо холст обширный и место всем хватает) и приступают к творческому акту. Получается нечто красивое, чувствуется мастерство и талант, но в то же время явно аляповатое и противоречивое. Там где встречаются два мировоззрения, происходит столкновение

колоритов и стилей, острое вонзается в мягкое, мутное пятно заливает детали, а чёткость классическими шпажными приёмами рассекает всё дымчатое и туманное, аллегорическое. Поднимается гвалт. Разноплановое полотно трещит и ползёт по швам, его пытаются сшивать. Малозаметные стежки и умельцев также причисляют к искусству и мастерам. Кому же хочется трудиться напрасно, а слава, а бессмертие, да обыкновенная краюха хлеба? И вот полотно объявляют священным, а затем аплодируют собственной находчивости. В нём подмечают некую ценность, талантливо отображающую нашу беспокойную и «многоплановую» жизни, образ мысли. Объявляют настоящим искусством, прикрывают стеклом, защищают сигнализацией и выставляют охрану. Собирается многочисленная любопытная публика.

Вдалеке от выставочного зала, за лабиринтом коридоров, в мастерской продолжали спорить и ругаться напившиеся по случаю художники. Жизнь отдельно, живопись сама по себе.

Назар убегал от всего живописного и портретного, и только одна картина однажды потрясла его детское воображение: «Девятый вал». Там, на жалком обломке гордой цивилизации, ещё недавно, до шторма, бахвалящемся своей мощью, спасаются беспомощные перед морской стихией люди. Морская волна царь-горой возвышается над вопящими от страха карликами, которые возомнили себя покорителями океанов. Вспененный султан трепещет на ветру, величественная необузданная волна решает, как ей поступить: утопить сразу, или поиграть и выбросить потом на берег? Мальчик задумался, переминаясь, постоял у картины, наклоняя голову, то в одну, то в другую сторону и решительно направился к выходу. Многое было мальцу непонятно.

Заботливые родители рассудительно пытались определить место Назара в жизни. Так он попал сначала в борцовский зал: «Сила и умение давать сдачу – это главное, сынок».

Назар походил и воспротивился:

– Папа, неужели умение ставить кому-то подножку сделает меня человеком?

– Хм… Надо уметь защищать себя.

– Так и остальные ведь учатся? На подножках далеко ли уйдёшь?

И Назар категорически отказался примерять новенькое кимоно.

Сохраняя верность олимпийским традициям и красочным перспективам, в которых пьедесталы заслоняли собой всё, Назара записали к тренеру большого тенниса. Мальчику дали ракетку и он, следуя чётким указаниям, начал настойчиво и методично вбивать мячик в бетонную стенку, потом сбился со счёта и обратился к тренеру:

– Так я никогда не проломлю эту стену!

Умудрённый годами тренер пожал плечами и предложил себя вместо стены. Назару стало ещё скучней: кругом сетки, линии-границы и жгучее желание попасть в противника сногсшибательным жёлтым ядром, желание уничтожить его, снести с площадки, чтобы одному тебе ликовать и быть победителем.

Однажды, на выездных соревнованиях, нарушая традиции олимпийского торжества, Назар на победном счёте бросил ракетку, обнял по-детски обомлевшего соперника и навсегда покинул ограниченное разметкой поле. Его провожали недоумённо и молча, никто не аплодировал – он не подарил публике ожидаемого зрелища.

– Папа, когда ты кого-то бьёшь – хорошо, а когда тебя побеждают – плохо?

– Ну… да, в принципе, сынок.

– Ага. Плохо и хорошо – это всегда чья-то правда. Тогда я не хочу правды! А есть что-то больше правды? Неограниченное и свободное?

– Ну, не знаю, пойдём, может там тебя образумят?

Папа взял сына за руку и отвёл в Сочинский яхт-клуб:

– Вот, смотри.

И Назар сразу влюбился. Влюбился по-детски – навсегда.

Перед ним смело и открыто рокотало море. В нём не чувствовался дух соперничества и не было желания опрокинуть тебя на землю, побеждать и хвалиться. Море было морем, и оно было бескрайним. И где-то

очень высоко сияло солнце, оно посылало, то тепло, то зной, но не было в нём вражды, оно совсем не собиралось изжарить тебя и съесть. Тучи и облака не дразнили своей непринужденностью, не звали настойчиво за собой – они смиренно парили над головой, навсегда скрываясь туда, где сливались вместе небо и море. К морю гостеприимно спускался слип (спуск для яхт).

– Там всё заканчивается?

Обратился мальчик к новому тренеру, указывая на горизонт.

– Там? Нет, там всё только начинается.

– Здорово! – Назар посмотрел вверх и сразу влюбился: тренер яхт-клуба будто впитал для него все увиденные силы природы и даже то, что там, за горизонтом.

Седые усы и короткая чёлка походили на тучи, белые и слегка пасмурные, готовые на грозовые раскаты и охлаждающий дождь. Серо-голубые глаза, всегда светлые и прозрачные, порой озорные, ну чем тебе ни солнечное небо (и они так не похожи на бусинки тренера по борьбе – хваткие и оценивающие). Тренера звали Николаем, отчества Назар сразу не расслышал, почему-то вспомнив бабушку: «От Николая угодника, внучок, беды не жди – одно спасение». Зато фамилия у тренера была запоминающаяся – южная: Юхнов. Назар так и запомнил: новый юг.

Когда впервые Назар почувствовал тягу ветра в парусе и желание яхты нести его куда угодно, хоть на край света, лишь бы только там дули ветра, он поднял счастливые глаза и тихо произнёс:

– Спасибо.

Лицо тренера смягчилось:

– Это ещё что, Назар, – одобрительно улыбнулись усы, – ты главное ходи, ходи настойчиво и не ищи в стихиях развлечений и адреналина. А с «Оптимиста» (класс спортивной яхты) всё и начинается. Ты не смотри на его размеры, перед тобой твой первый настоящий корабль, а ты, получается, самый что ни на есть, настоящий капитан! Так что пойдём учить правила кораблевождения.

– Как правила? И тут правила!?

– А ты как думал! Вон вас сколько в море, больших и совсем крохотных болтается. Нужно всем уметь правильно уступать друг другу дорогу.

– Уступать?.. – Назар задумался и сам себе ответил, – правильные правила. Пойдёмте.

На прощание погладил борт яхточки:

– Я скоро вернусь! Обязательно меня дождись.

И уверенным шагом отправился в теоретический класс, самый настоящий, с доской и столами. На стенах развешаны фотографии тех, кто добился успехов, стал гордостью яхт-клуба, была и полезная информация: как вязать морские узлы и схемы галсов, названия ветров. Назар походил вдоль стен, морща лоб и о чём-то соображая. Тренер не торопил: этот мальчуган напомнил ему самого себя много-много лет назад, так давно, что воспоминания из чувственных превратились в неясные бесплотные миражи над пустыней. Интересно, о чём он спросит? – сощурился тренер.

– Они далеко под своими парусами ушли?

Тренер смешался: воспоминания неожиданно приблизились, и теперь его собственное детство, более чем явно стояло перед ним и смотрело прямо в глаза. Детству нужно отвечать искренне.

– Одиночки остались под парусами. Большинство же сошло на берег, некоторые занимают высокие чиновничьи посты, другие тренеры, как я. По-разному, Назар.

– Угу, – чересчур серьёзно согласился мальчик, – так я и подумал – настоящие.

Что подразумевал мальчик под словом «настоящие», Юхнов не понял и спрашивать не стал (уже потом, когда один вернулся в класс и подошёл к стендам с фотографиями, внимательно вгляделся в лица, потеребил усы как делал всегда, раздумывая о чём-то: «Настоящие, настоящие?.. А ведь и верно – стоящие, и как я сразу не догадался»).

– Думаю, пора приступать к правилам.

В классе Назар впервые услышал странное и такое не морское слово: «Федерация». И ветра в том слове тоже не было, и, тем не менее, оно – слово это заковыристое – хозяйничало в морях и указывало океанам, оно пыталось запрячь вольный ветер присвоить ему инвентарный номер и по-деловому присваивало себе все паруса и яхты. И что совсем смутило мальчика, оказывается, и его любимый тренер, обветренный как скала и не боящийся ураганов, и он вынужден подчиняться Федерации и внимательно изучать её циркуляры и приказы.