Освобождение шпиона
Шрифт:
Леший переступил с ноги на ногу. Неужели полковник и в самом деле думает, что эти дурные недоноски...
— В общем, так, майор!
– Огольцов хлопнул ладонью по столу, испепелил Лешего взглядом, повернулся опять к Евсееву.
— С завтрашнего дня Синцов и его «Тоннель» занимаются своими обычными обязанностями. Помощи от вас никакой, но она нам, к счастью, больше не нужна. Дело я передал Косухину, он активно работает, уже есть признательные показания. На том и покончим. И наведите, пожалуйста, порядок в этой вашей... Особый тип людей, видите ли! Свободны!
Леший и Евсеев вышли из кабинета.
—
– спросил Леший, едва за ними захлопнулась дверь.
— Огольцов поднял документы по Поликарпову и его знакомым, - сказан Евсеев. ~~ Заявление матери, результаты твоего обхода. Адреса, фамилии. Отдал в следствие, проинструктировал, Косухин возбудил уголовное дело. Уже два дня идет следствие. Недоросли твои колются потихоньку, как я понимаю...
Евсеев посмотрел на него.
— Кто колется? — у Лешего внезапно сел голос.
— Не знаю. Огольцов ходит довольный. Считает, что банда сатанистов практически раскрыта. Скандал оборачивается триумфом. Зайди ко мне, покажу кое-что...
В своем кабинете Евсеев выдвинул ящик стола, достал номер «Московского комсомольца», бросил Лешему.
— Вот, полюбуйся...
Леший взял газету, пробежал глазами.
«Обнаружено сатанистское капище в московской канализации... Более полусотни детских трупов от 7 до 13 лет... Молодые люди из обеспеченных семей называли себя диггер-готами, соединяя мракобесную идеологию готов с романтикой путешествий по подземному (читай загробному) миру Мосводоканала и Метростроя... Детей заманивали под предлогом торжественного посвящения в члены таинственного клана... В одной из самых глубоких пещер находился жертвенник, где детям предлагали выпить красного вина... после чего их убивали ударом заточки или обычного топора, а трупы сжигали... В настоящее время задержаны двое членов банды, ведется поиск остальных...»
— Это он Рыбу имеет в виду?.. Поликарпова? ... С этой его, блядь, сумасшедшей мамашей?! — Леший выронил газету на пол. — Кого еще взяли? Герасимова там есть? Полина Герасимова?
— Кто такая Герасимова? — поднял голову Евсеев.
Леший повернулся, пошел к двери, гремя тяжелыми ботинками. Остановился.
— Но это же бред! Дикий бред!
Он обернулся, посмотрел на Евсеева округлившимися глазами. Редкое зрелище: Леший с округлившимися глазами.
— Конечно, бред, - легко согласился Евсеев.
– Дело развалится. Там все белыми нитками... Да оно уже разваливается. Никакие это не сатанисты, обычные олухи. Хотя там, кажется, какие-то боевые ножи начали всплывать, обрезы... Но это совсем другое. Я пытался Огольцову это объяснить. Он только рассвирепел. Что ж, ему же хуже.
— Ему?.. Ты чего, старик... Ему, Огольцову? Нах этого Огольцова! А - мне? Мне не хуже? А ей?!
— Да успокойся, - поморщился Евсеев. — Ты о ком вообще говоришь?
— Бумагу мне дай!! Ручку!!
– заорал Леший. — Нах..! Увольняюсь нах... отсюда!! Заебало! Рапорта, блядь! Доклады, отчеты, блядь! Протоколы, блядь!!! Вот сам их и строчи, хуярь на здоровье! Раз тебе так нравится!!
Голос у Пули такой спокойный, будто рецепт пельменей диктует:
— Они подрались прямо на лекции, в аудитории. Рыба ему все лицо разбил, голову разбил... Сотрясение, швы накладывали.
— Да, я здесь, - сказал Леший в трубку.
– Я здесь ни при чем, малыш. Поверь мне.
— Ты здесь при при чем, — повторила трубка.
– Я знаю. Это работа, я понимаю.
— Работа тут ни при чем. Я буквально только что узнал...
— Ладно тебе, Леший. — Она рассмеялась, кажется.
– Вот, точно: Леший ты. Это больше всего подходит. А то я - Лёша, Лёш, фа-фа-фа... через силу, запинаюсь каждый раз. Всегда хотелось тебя Лешим назвать.
— Называй, как хочешь, — разрешил он.
– Нам надо встретиться, малыш. Очень надо с тобой поговорить. Объяснить. Ну, и просто... Соскучился…
Она долго молчала.
— Ты ведь помнишь, что я в тире тебе говорила?
– послышался наконец голос в трубке. — Про мужика этого, потного. С колечком на лбу. Про предательство.
— Да помню я все! Ты послушай просто...
— Я думаю, нам не надо встречаться, Леший. Даже уверена. Искать меня тоже не надо. Я до последнего держала эту «симку» в телефоне, потому что знала, что ты позвонишь. Потом я ее просто выброшу. Послушай... Не перебивай только. Ты в самом деле все это спецом устроил, чтобы, ну, как это... внедриться в банду? Водил меня всюду, спал со мной? Да?
У Лешего челюсть упала. И кони белые перед глазами.
— Ты рехнулась, что ли? Какое внедриться? Куда? Зачем? Да какая вы банда?!.. Ну, сама послушай, что ты несешь!
Молчание.
— Нет, ну это я набивался к тебе, что ли?! — орал Леший.
– Внедрялся! Внедрялся!.. Как я внедрялся? Сама же на лестницу выбежала! Сама хотела!
— Хотела... Я ошиблась, Леший.
— Так какого...
Она плакала. Рыдала.
—А потом еще раз ошиблась!.. Когда ты мишени ме - нял... Я могла пристрелить тебя!.. Как того, с колечком. ТЫ пистолет свой оставил там...Ты ведь инструкции... терпеть не можешь! Дура я! Надо было воспользоваться!
—Точно. Дура, - сказал Леший, — Там патронов не было.. Ты же всю обойму расстреляла.
Ту-ту-ту-ту! Разговор окончен.
Ту-ту-ту-ту. Абонент недоступен.
— Это даже оригинально! — объявила Лидия Станиславовна вместо приветствия. Но посторонилась, в квартиру впустила. Закрыла за ним дверь, встала напротив, посмотрела с бретерским таким любопытством: экий вы, сударь!.. В зубах у нее дымилась сигарета, заправленная в коричневый мундштук.
— Вы помните меня, конечно, — сказал Леший.
Наклон головы: помню.
— Я знаю, Пули, то есть Полины, нет дома... Это, вобщем, правильно.
Наклон: еще бы.
— Это недоразумение. Все это скоро закончится.
Лидия Станиславовна достала мундштук, спросила:
— Когда?
— Не знаю.
Мундштук вернулся на место, у
— Мы с вами взрослые люди, Лидия Станиславовна. Я пытался, но у меня ничего не получилось. Попробуйте вы ей объяснить...