Освобожденный Эдем.
Шрифт:
Впрочем, достаточно будет сказать, что, согласно данным Всемирной организации здравоохранения, Россия занимает первое место в мире по числу жертв дорожно-транспортных происшествий. Ежегодно в них гибнет более 30 тысяч человек9. Хорошо бы помнить об этом, выходя из дома на улицу или садясь за руль. Быть может, до «мира иного» остались считанные мгновения.
Разумеется, одновременно с возрастанием плотности техносферы совершенствовались и методы ее регулирования. Теперь возможные техногенные сбои просчитываются заранее, разрабатываются специальные программы, позволяющие их избегать.
Однако здесь обозначился принципиальный тупик.
В сверхсложных процессах,
Говоря иными словами, если вероятность несчастного случая меньше одной миллионной, никому и в голову не придет проводить дорогостоящие превентивные мероприятия. Вместе с тем, если на Земле находится миллион атомных станций и для каждой из них вероятность аварии тоже одна миллионная, то существует очень значительный шанс (практически — единица), что в ближайшие 10–15 лет хотя бы одна из них даст катастрофический выброс.
Конечно, миллиона атомных станций у нас пока нет. Однако и имеющихся достаточно, чтобы жить в напряженном состоянии стресса.
Чернобыль мы уже наблюдали.
Где громыхнет в следующий раз?
Показательна в этом смысле крупнейшая в истории авиации катастрофа в аэропорту Санта-Крус. К ней привел длинный сюжет, изобилующий самыми невероятными «пересечениями». В аэропорту Лас-Пальмас была взорвана бомба, власти его закрыли, и множеству рейсов пришлось использовать маленький аэродром острова Тенерифе. Свою роль сыграли туман, стоявший именно в этот день, плохая связь, отсутствие на полосах светофоров, регулирующих движение, желание экипажей улететь как можно скорее, профсоюзные нормы, ужесточившиеся как раз в это время. Короче — сочетание обстоятельств, каждое из которых имело очень малую вероятность. А в результате столкнулись два самолета, ведомые опытными пилотами, погибли 582 человека.
Это и есть тупик. Мир стал настолько сложен, что катастрофы, им порождаемые, невозможно предотвратить именно по причине их абсолютной невероятности.
Их невозможно даже предположить.
Если военная авиация регулярно проводит тренировочные учения, значит когда-нибудь истребитель столкнется с фуникулером, как это несколько лет назад произошло в Италии. Если в океанах плавают подводные лодки, значит рано или поздно одна их них протаранит рыболовное судно (случай 2001 года с японским траулером и американской субмариной «Гринвиль»). Обратим внимание на взрыв газопровода в Башкирии: пассажирские поезда, которые «влетели» в скопление газа, что и вызвало взрыв, не только не должны были пересечься между собой, но и вообще находиться здесь в это время. Один задержался в пути из-за технических неполадок, второй — из-за того, что пришлось высаживать беременную пассажирку. Сочетание двух-трех не слишком вероятных событий, результат — гибель более пятисот людей.
Видимо, следует признать очевидный факт. Техносфера, достигнув определенных структурных пределов, выходит из-под контроля. Дальнейшее рассогласование ее с человеком чревато катастрофами планетарных масштабов.
Причем, ничего хорошего нас не ждет. Сложность индустриальных взаимодействий будет увеличиваться с каждым годом, будут постоянно нарастать их множественность и быстрота. Адаптивные реакции и защита будут все больше опаздывать. Недалек, вероятно, тот час, когда они отстанут настолько, что уже не удастся вывернуться из-под шипов накатывающейся Колесницы.
Недостатки, как известно, это продолжение наших достоинств.
Техногенные достоинства нашей цивилизации ныне непомерно тягостны для нее самой.
Впрочем, избыточная сложность техносферы, громоздящая катастрофу на катастрофу, это лишь одна сторона современной реальности. Существует и другая ее сторона, менее эффектная, менее бросающаяся в глаза, однако порождающая в перспективе даже большие риски, чем первая.
Мы имеем в виду чрезмерную усложненность социума.
Собственно, однотипность этих явлений закономерна. Социосфера представляет собой такую же сложную развивающуюся систему, как и совокупность материально-технических средств, и ее трансформация (структурно-функциональная дифференциация) также осуществляется в русле определенного системного горизонта. Инновационный процесс здесь тоже заметно объективизирован. В итоге формализованный социум, например государство, обретает свои онтологические интересы, далеко не всегда совпадающие с интересами человека.
Примеров можно привести великое множество. Наиболее показательны, на наш взгляд, визы в зарубежные страны. Сейчас трудно себе представить, но всего сто лет назад, в начале ХХ века, для поездки за рубеж требовались только деньги. Мир был и в самом деле открыт, ни о каких разрешениях, приглашениях, правилах, которые к тому же постоянно меняются, ни о каких анкетах, заявлениях, декларациях и прочих формальностях тогда слыхом не слыхивали. Паспорта для граждан имела единственная страна — Россия, да и то все удивлялись зачем это нужно? В паспортах усматривали проявление деспотии. Интересно, что бы тогдашние наивные европейцы сказали о современной процедуре контроля в аэропортах, где пассажира пропускают сквозь «рамку», просвечивают его багаж, даже заставляют снимать обувь?
Размежевание интересов здесь очевидно. Государству визы необходимы — они служат регуляторами перемещений. Однако собственно человеку визы вовсе не требуются. Человеку не нужны — визы, границы, досмотры, таможни — вся эта «нечеловеческая» структурность, неумолимо наращиваемая социумом. Гуманизация здесь идет по пути упрощения данных структур — процесс сложный, длительный, но, тем не менее, приносящий определенные результаты; можно вспомнить хотя бы «зеленые коридоры» с редуцированной процедурой перехода границы или полностью безвизовое перемещение в «Шенгенской зоне» Европы.
И точно так же идет встречный процесс — процесс непрерывной социализации человека, процесс обучения его внутренней социальной механике, процесс вписывания человека в правила конкретного общества. Этим занимаются семья, школа, различные воспитательные программы.
Невооруженным глазом заметно, что динамического баланса здесь нет: оба процесса ощутимо не дотягиваются до точки пересечения. Между ними наличествует функциональный разрыв, заполняемый уродливыми структурными скрепами. Преодолеть эти джунгли практически невозможно. Опрос, проведенный несколько лет назад интернетовской службой «Моутли фул» в Великобритании, показал, например, что большинству англичан проще отказаться от выгодного предложения своего банка, где размещен их индивидуальный сберегательный счет, чем вникать в суть сложных банковских формулировок. Впрочем, бог с ними, с банками. Трудности вызывает даже инструкция по пользованию обыкновенной стиральной машиной. Требуется незаурядная сообразительность, чтоб догадаться, чем отличается один режим от другого и почему по окончанию стирки надо сначала перейти на программу «Специальная обработка», если она в данный момент не нужна, и лишь затем выключать машину, «нажав на ручку командоаппарата». Однако, как «закрепить шпиндельный язычок в просечке углового тангенц-держателя» (инструкция по подвешиванию шкафчика в ванной), понять уже невозможно.