Осыпь меня золотом

Серова Марина Сергеевна

– Ну и что! Я все равно его помню, не то что ты!

Ноздри Кристины гневно раздувались при каждом слове. Она даже тряслась от злости, причины которой Елене было никак не понять. С чего она так бесится-то? В конце концов, у многих женщин-матерей есть близкие друзья, да у ее подруг почти у всех отчимы! Кто с родным отцом-то живет?

С родным отцом… Елена невольно невесело усмехнулась про себя. Хорошая получилась ирония судьбы…

– Одним словом, я требую, чтобы его больше не было в нашем доме! – задрав голову, заявила Кристина.

– Ну, знаешь,

пока что мне решать, кто будет в нашем доме, а кто нет! – не выдержала Елена. – И ты мне свои ультиматумы тут не ставь!

– Ух ты, какие мы слова знаем! – язвительно скривилась Кристина. – Это тебя твой Бабурин научил? Интересно, откуда они ему известны? Никогда бы не подумала, что он закончил лингвистический факультет!

– Ты давай не умничай, вспомни сама, как учишься! С такими знаниями тебя не то что в университет – в училище не возьмут!

– Ага, а его, наверное, в пятый класс школы для олигофренов не взяли! – фыркнула Кристина.

– Да как ты смеешь! – В Елене закипела ярость.

Долгое время находившаяся между двух огней – дочерью и любовником – и пытавшаяся по возможности сглаживать конфликт между ними, она теперь почувствовала, что теряет силы и контроль над собой.

– Ты, соплячка, смеешь так говорить о человеке, который тебя, можно сказать, содержит! – кричала она, наступая на Кристину. – Который дает деньги на твои дурацкие шмотки, оплачивает учебу! Вот на это, на это, на это! – Елена, протянув руку, дергала на Кристине ремень, сережки в ушах, джинсы…

Кристина, испуганная реакцией матери, стала сдавать назад. К перебранкам с Еленой она давно привыкла и заводила их порой специально, провоцируя мать на скандал, зачастую на ровном месте. Ее гиперэмоциональная, неуравновешенная натура требовала подобных разрядок. Но сейчас от ярости матери ей стало не по себе.

– Ладно, мам! – подняв руку, испуганно проговорила она. – Хватит…

Но Елену уже было не остановить.

– Ты корчишь тут из себя невесть что, хотя на самом деле ты еще никто! – кричала Елена. – Ты полностью живешь за чужой счет и еще пытаешься проявлять недовольство! А знаешь ли ты вообще, что этот лапоть из медвежьего угла, олигофрен, как ты его называешь, – твой отец?! Твой родной, настоящий отец?

Повисла пауза. Елена, произнеся последнюю, роковую фразу, замолчала. Кристина, еще не до конца осознавая услышанное, лишь подспудно улавливая глубокий смысл сказанного матерью, медленно сделала шаг назад, в коридор, и опустилась на стоявший там маленький круглый стульчик. Выражение лица ее стало ошарашенным, в глазах застыло какое-то непонятное выражение: они широко раскрылись и казались пустыми. Елена, уже сама не зная, жалеть ей о брошенной фразе или нет, попыталась подойти к дочери, но Кристина, словно защищаясь, подняла руку, заслоняя лицо, и покачала головой. Потом, ни слова не говоря, поднялась и медленно направилась в свою комнату.

Елена совсем потеряла покой. Она попробовала подойти к комнате Кристины и постучала.

– Мама, оставь меня, пожалуйста, в покое, – ровным голосом ответила дочь.

Елена

вздохнула и прошла в кухню, решив заняться приготовлением обеда, чтобы хоть как-то переключиться на более приятную волну. Провозившись на кухне часа полтора, она снова сделала попытку наладить контакт с дочерью. Она подошла к двери комнаты Кристины и осторожно потрогала ручку. Дверь была заперта изнутри.

– Кристина, – наклонившись к двери, мягко сказала Елена. – Пойдем обедать.

– Не хочу, – равнодушно ответила дочь.

– Я котлеты пожарила, твои любимые, с грибами, – продолжала Елена.

– Я же сказала – не хочу. Я хочу побыть одна.

Елена вздохнула и отошла от комнаты дочери, в душе кляня себя за то, что не сдержалась и высказала столь судьбоносную информацию, которая уже давно жгла ей сердце, в самый неподходящий момент.

Кристина появилась в кухне где-то через час. Бросив на нее обеспокоенный взгляд, Елена, знавшая свою дочь много лет, сразу уловила, что настроение девушки снова изменилось кардинальным образом. От апатии и спокойствия не осталось и следа.

– Я поняла! – стоя в дверях кухни, ухмыльнулась Кристина. – Ты придумала это нарочно!

– О чем ты, Кристина? – не поняла Елена.

– Ты придумала это нарочно! – уже громче и увереннее повторила Кристина. – Что он мой отец!

– Кристина, но зачем мне это? – недоумевала мать.

– Чтобы меня унизить! Втоптать в грязь! – Кристина все время усмехалась какой-то хищной и подозрительной улыбкой, которая совсем не нравилась Елене. К тому же глаза дочери казались ей блестевшими каким-то нездоровым блеском, словно полупьяные.

– Кристина, – Елена поднялась со стула и, подойдя к дочери, попыталась заглянуть ей в лицо, но Кристина резко оттолкнула ее руку.

– Он не может быть моим отцом! – завизжала она. – Этот урод не может быть моим отцом! Ты все выдумала!

– Кристина, – Елене показалось, что Кристина не совсем вменяема. И она решила не усугублять ситуацию: – Хорошо, пусть будет так. Ты можешь так считать, если тебе хочется.

– Он не может быть моим отцом, он не может быть моим отцом! – как заведенная, повторяла Кристина, глядя перед собой в одну точку.

– Давай оставим это и не будем об этом больше говорить, – примирительным тоном предложила Елена. – Давай спокойно пообедаем.

Кристина повернулась, моментально поникнув, и снова скрылась в комнате. Елена на цыпочках подошла к двери. Там царила полная тишина. Решив, что дочь, переутомившаяся от нервных потрясений, заснула, она пообедала в одиночестве и перебралась в зал, включив телевизор. Она не обратила особого внимания на тихий щелчок, раздавшийся в прихожей. И только спустя некоторое время встрепенулась и решила посмотреть. Куртки и кроссовок дочери в прихожей не оказалось. Елена, сдернула с вешалки ветровку, накинула ее на плечи и сбежала вниз. Дочь, видимо, уже ушла. Вернувшись в квартиру, Елена заглянула к ней в комнату. На зеркале ядовито-розовой помадой было размашисто накарябано крупными буквами: ОН НЕ МОЖЕТ БЫТЬ МОИМ ОТЦОМ…