От Алари до Вьетнама
Шрифт:
Емельян Михайлович неоднократно выступал с лекциями в Коммунистическом университете трудящихся Востока, где я учился. С 1934 по 1937 г. я как член партколлегии Комиссии партийного контроля (КПК) при ЦК ВКП(б), а позднее ответственный секретарь КПК при ЦК ВКП(б) по Бурят-Монгольской АССР также работал под руководством Е. М. Ярославского.
В ноябре 1937 г. он направил меня на работу в Центральный антирелигиозный музей СССР, где я готовился к защите диссертации на тему «История распространения ламаизма в России».
Но тут подошел июнь 1941 года…
В середине июня 1941 г. меня
19 нюня 1941 г. на Белорусском вокзале мы погрузились в специальный эшелон, следующий на запад, и 21-го, к вечеру, прибыли в Оршу. Здесь военные патрули высадили из эшелона всех гражданских, в том числе семьи командного состава, ехавшие к месту службы родных, а нас отправили дальше. Наконец эшелон остановился на какой-то станции, примерно в 15–20 километрах от Вильнюса.
Я спокойно спал на верхней полке, приспособив под голову вместо подушки чемоданчик, совершенно уверенный в том, что через месяц, не больше, закончу военную переподготовку и снова возьмусь за диссертацию. Сколько времени прошло, не помню, когда сквозь сон я услышал какой-то гул и далекие разрывы. Окончательно проснувшись, я обнаружил, что эшелон стоит, а в вагоне ни одной живой души. Что случилось? Бросаюсь к окну: все кюветы и канавы вдоль нашего поезда заполнены людьми. Ничего не понимая, я выскочил в тамбур. Только хотел спуститься вниз, как услышал резкий свист. На высоте не более ста метров вдоль эшелона летели два самолета с фашистской свастикой на фюзеляжах. Застрекотали пулеметы.
Я выскочил из вагона, бросился в ближайшую канаву. Так началась для меня война…
Потом я узнал, что штабы дивизий, армий, пограничных округов уже накануне получили предупреждение наркома обороны о возможном нападении фашистов. Поэтому в Орше из нашего эшелона высадили всех гражданских лиц.
На станции, где стоял эшелон, во время обстрела было убито несколько красноармейцев из местного гарнизона и семь женщин. Раненых было человек десять. Наш эшелон двинулся дальше, часто останавливаясь, но все-таки добрался до Вильнюса. Мы выгрузились из вагонов. Все были встревожены, и в то же время в людях чувствовалась какая-то внутренняя собранность и подтянутость. Командиры-запасники быстро разместили всех прибывших в домах неподалеку от вокзала.
Мы решили пройтись по Вильнюсу. Над городом, на небольшой высоте, летали фашистские стервятники. Однако они не бомбили ни город, ни депо, ни вокзал…
В городе бандитские отряды буржуазных националистов, диверсионные группы гитлеровцев громили советские учреждения, убивали коммунистов и комсомольцев, представителей Советской власти, растаскивали товары из магазинов, били окна и выламывали двери, убивали прохожих, пытающихся остановить громил.
Вернувшись на вокзал, мы доложили обстановку военному коменданту. Но тут нас срочно погрузили в эшелон, который двинулся назад, на восток, в сторону Минска.
Из окон вагона мы видели, как по забитым беженцами дорогам пробивались к Минску обозы, санчасти и другие тыловые военные подразделения. Наш поезд был перегружен
Впереди нашего эшелона шел большой состав с пограничниками, за нами — эшелон с воинскими частями, на крыше которого были установлены зенитные пулеметы. Проехав 25–30 километров от Вильнюса, мы попали под сильную бомбежку: одни немецкие самолеты улетали и на их место прилетали другие. Через каждые 5–10 километров мы выскакивали из вагонов и укрывались за насыпью или в ближайших канавах. С шедшего за нами эшелона непрерывно били зенитки. Они не позволяли фашистским летчикам вести прицельный огонь, и люди из эшелонов почти не пострадали.
Особенно тяжело приходилось семьям военнослужащих, эвакуированным из городов Прибалтики. Многие были с маленькими детьми. В нашем вагоне ехала мать с двумя детьми — двух и пяти лет. Во время налетов все помогали ей выносить детей. По налетов было столько, что мать и дети совершенно измучились. Женщина, плача, заявила, что больше из вагона не выйдет. А тут опять начался налет. Немецкий самолет снизился как раз над нашим вагоном и начал поливать свинцом из пулемета. Когда стервятник улетел и мы вернулись в вагон, то увидели страшную картину: мать лежала на полу вагона, прошитая пулями, а испуганные, ничего не понимающие дети пытались поднять ее. Сердца наши были полны ненависти к фашистским бандитам.
В Минск прибыли рано утром. Город горел. Уцелели от бомбежки только Дом Советов, вокзал да еще несколько зданий. На вокзале железнодорожники выносили из вагонов убитых и раненых. Здесь остались все пограничники и кадровые военнослужащие. Мы, прибывшие на переподготовку, оказались в нелегком положении. Оружия — никакого, что делать — никто не мог сказать.
Наконец пришел приказ: небольшими группами двигаться от вокзала через город в лес, где и сосредоточиться. Попутно нам было дано задание: всех оставшихся в городе, особенно молодых мужчин, забирать с собой.
Пока мы шли по городу, бомбежки не прекращались. Только к Дому Советов немецкие самолеты близко не подлетали: на крыше здания были установлены пулеметы.
Наша группа насчитывала около двадцати человек. Измученные и голодные, мы уже не обращали внимания на самолеты и шли во весь рост.
Мысли, прямо сказать, были довольно мрачные: там, на западе, гибнут тысячи наших людей, а мы тут бродим…
Вдоль реки тянутся одноэтажные деревянные дома, каждый второй разрушен. Во дворах лежат убитые — их некому хоронить: ни одной живой души кругом.
Подошли к райвоенкомату. Двери раскрыты настежь. На полу какие-то бумаги. В комнатах пусто.
Рядом — школа. У входа стоит девочка в белом фартучке с санитарной сумкой, на вид ученица седьмого-восьмого класса. Спрашиваем:
— Ты что здесь делаешь?
— Дежурю.
Молча переглядываемся.
— Одна?
— Да.
— А где же учителя?
— Ушли в Уручинский лес.
Отвечает спокойно, а лицо посеревшее, губы бледные.
Дорогой ты наш санинструктор! Снимаем ее с поста, забираем с собой.
Английский язык с У. С. Моэмом. Театр
Научно-образовательная:
языкознание
рейтинг книги
