От аншлага до «Аншлага»
Шрифт:
В Екатеринбурге, например, его внимание привлек мужчина, продававший лисьи хвосты. Цена их была подозрительно низка, но Анатолий, быстро прикинув, что это в несколько раз дешевле, чем в Минске, скупил, не торгуясь и ни в чем не сомневаясь, все хвосты разом. В мечтах он уже представлял себя в роскошной, на зависть всем нам, лисьей шапке, идущим под руку с очередной любимой женщиной, которая тоже будет привлекать всеобщее внимание подаренными им мехами.
Можете вообразить его реакцию, когда, приехав в Минск, Анатолий достал хвосты из мешка и увидел, что все они осыпались, как засохшие еловые лапки.
Еще более грандиозную торговую операцию провернул он в Феодосии. Анатолий слышал от мамы, что у нас подсолнечное масло — страшный дефицит, поэтому решил накупить его
Наутро, встретив в коридоре Александрова с опухшим лицом, я удивленно спросил:
— Ты что, втихаря от нас гулял всю ночь?
— Тебе бы так гулять, — раздраженно ответил Сергей, — это Кляшторный мне всю ночь спать не давал — орехи свои на полу плоскогубцами колол.
Оказалось, что Анатолий решил усовершенствовать свою и без того гениальную идею и наполнить канистру очищенными орехами — так больше влезет. Поэтому, подстелив для аккуратности газетку и выпросив у кого-то плоскогубцы (молотка он найти не смог), Кляшторный стал колотить ими по орехам. Выпитая перед этим изрядная порция ароматного крымского вина помогла ему забыть о том, что было уже далеко заполночь и что грохот был хорошо слышен даже в соседних гостиницах. До утра он методично лупил по своим орехам плоскогубцами, как будто заколачивал сваи, и забрасывал в узкое горлышко канистры добытые ядрышки. Так продолжалось несколько ночей подряд, пока разъяренная делегация жильцов не потребовала у администрации гостиницы выселения ночного «молотобойца».
Когда через две недели мы уезжали из Симферополя в Минск и вместе с толпой штурмовавших поезд пассажиров садились в вагон, почти все банки с постным маслом в невообразимой давке были разбиты. Часть его разлилась по нашему плацкартному вагону, немало попало и на самого Анатолия, поэтому всю дорогу вместо запаха из туалета мы вдыхали ядреный подсолнечный аромат. Но беда не приходит одна! Дома Кляшторный открыл свою последнюю надежду — канистру — и увидел, что ядрышки орехов скукожились, частично подгнили, и в них завелись какие-то черви, из-за чего практически все содержимое канистры пришлось выбросить…
В один из своих приездов в Крым мы как-то выступали перед работниками винсовхоза. Концерт прошел с большим успехом, нас долго не отпускали со сцены, благодарили, а расплатиться решили молодым крымским вином. Оно было расфасовано, как сок, в трехлитровые банки, коих оказалось так много, что даже наш спаянный коллектив не справился бы с ними за неделю. Было предложено переправить этот багаж в Минск, но так как в самолет нас с таким количеством вина в нестандартной упаковке не пустили бы, решено было везти его в нашем автобусе. Сопровождать ценный груз должны были холостяки, а все, кто были с семьями, полетели домой самолетом. Прибыв в Минск, мы не стали устраивать по этому поводу традиционного банкета, а терпеливо ждали наших товарищей, едущих в перегруженном банками автобусе. Обычно поездка от Симферополя до Минска на автобусе длится около двух суток, поэтому, когда наши «экспедиторы» не появились на четвертые сутки, предвкушение удовольствия стало у нас понемногу заглушаться тревогой.
Прибыл автобус лишь через пять суток. Весь салон его был завален пустыми банками, полных мы нашли только несколько штук. Подробностей путешествия нам узнать не удалось, потому что все сопровождающие, включая водителя, были почти в бессознательном состоянии. Выяснили лишь, что неожиданно кончился бензин, а купить его было негде (тогда, в самом деле, в СССР был самый пик безбензинья), поэтому якобы пришлось выменивать его на вино, что и явилось причиной столь длительной задержки. Ввиду отсутствия других версий,
Когда мы выступали в Тюмени, перед самым началом спектакля к нам за кулисы пришел человек, предъявил удостоверение сотрудника уголовного розыска и попросил задержать выступление минут на десять. Мы, разумеется, удивились, но просьбу выполнили. Оказалось, у них там такая традиция: перед каждым концертом милиция ходит по залу и ищет своих «клиентов». В этом есть тонкий психологический расчет: на зрелища в основном тянет того, кто решил уже про6лему «хлеба», в том числе и нечестным путем.
Когда мы прилетели для выступления в Объединенные Арабские Эмираты, то, как и все, должны были пройти в аэропорту таможенный контроль. Процедура эта проводится местными служащими очень корректно и с большим уважением к прибывшим, но к тем, кто пытается нарушить правила и провезти в страну оружие, наркотики или порнографическую продукцию, относятся очень строго — смертная казнь, да и все дела. Все-таки надо учитывать, что это одна из ортодоксальных мусульманских стран и законы шариата соблюдаются в ней неукоснительно. В самолете попутчики нам рассказывали, что за неделю до нас одного туриста, кажется из Омска, уличили в воровстве и сразу же на месте приговорили к смертной казни. Только вмешательство российского посла спасло его, он был прощен и выдворен из страны домой, правда, без правой руки. Мы, не чуя за собой никаких грехов, держались уверенно, хотя несколько опасались за лежавшие в наших чемоданах бутылки с водкой, захваченные нами по случаю приближавшегося (дело было в двадцатых числах декабря) Нового года. Сухой закон в ОАЭ пока не был отменен, но, как мы потом узнали, ввозить спиртное не запрещалось, главное — не пить. Правда, неясно, зачем тогда везти?
И вот подошла наша очередь. Первым на проверку пошел Юрий Лесной. Он открыл свой чемодан, таможенник засунул в него руку и достал оттуда видеокассету. Мы знали, что Лесной везет с собой видеокамеру и кассеты, он собирался снимать наши выступления, чтобы потом использовать их в передаче «Семь минут с «Христофором». Чиновник покрутил в руке кассету и задал Юрию по-арабски (!) традиционный вопрос: «Что здесь записано?» Мы все, наблюдавшие за сценой досмотра, не сочли вопрос каверзным или провокационным, но Лесной неожиданно прореагировал на него очень странно: побледнел и покрылся испариной. Жена Лесного, а летели мы (как я уже писал ранее) вместе с женами, схватила его за руку, чем предотвратила падение. Юрий только покачнулся. Я сразу понял, да и все остальные, думаю, тоже, что на кассете «порнуха». Но зачем она Юрию? Обычно приличные люди, да еще в таком возрасте, везут с собой одно из двух: или жену, или «порнуху», а тут и то, и то… Все терялись в догадках, так как считали Лесного не только приличным, но еще и практичным и умным человеком. Между тем араб, не дождавшись ответа, повторил свой вопрос. Лесной не нашел, что ответить, и лишь вы давил из себя на смеси английского и арабского: «Дер кассета, а что записано нихт ферштейн, не знаю». Но по лицу-то было хорошо видно, что не только знает, но и сам снимал эту мерзость, а возможно, сам и снимался, и привлекал для участия в съемках жену.
Все оцепенели от ужаса. Я уже представлял себе, что за такие «штучки» мы улетим домой не только без правых рук, но и еще без кое-чего, представляющего для нас пока еще большую ценность.
Таможенник сделал вид, что поверил Лесному, поэтому вставил кассету в оказавшийся рядом видеомагнитофон, чтобы Юрий, наконец, смог «узнать», что же у него записано. Когда на экране монитора появились первые кадры, мы поняли, что дело даже хуже, чем мы сначала предположили. Сошел мгновенно знаменитый белорусский загар с лица Длусского и упала на пол гитара, у меня потемнело в глазах и стало жалко даже не наших почти молодых тогда жизней (их уже ничто не могло спасти), а жен, которых после жестокой расправы с нами наверняка сдадут в гарем.