От Балаклавы к Инкерману
Шрифт:
Ему не повезло, но еще большему количеству английских солдат вскоре не повезет точно так же.
Перед самой батареей боевой порядок британцев изменился. По-прежнему рядом держались 17-й и 13-й полки. На левом фланге отстал страдавший от русской артиллерии с Федюхиных высот 11-й гусарский.
Линия 4-го и 8-го полков распалась. 4-й вырвался вперед, 8-й потерялся в дыму и какое-то время его никто не видел.
Путь на эшафот
Финальный акт Легкой бригаде сыграла картечь Донской батарейной №3 батареи, большая часть которой досталась 13-му
Донскую батарею мы помним по прекрасной ее работе на Альме. Отличный командир, великолепно подготовленный личный состав, связанный не столько служебными, сколько традиционными для казачества крепкими станично-семейными узами.
Командир батареи в Балаклавском сражении — есаул Г.И. Поздеев. 1-й дивизион под командованием сотника Анисима Матвеевича Ребинина, 2-й — сотник Пономарев. В строю такие заслуженные ветераны, как, например, урядник Антип Еремкин, награжденный за Альму Знаком отличия.{824}
По казачьим понятиям, иррегулярная артиллерия не была элитой. В ней для казаков служба была совсем не такой почетной, как для их армейских коллег. Казак любым путем стремился не попасть в батареи по нескольким причинам. Во-первых, гораздо более занятое службой время, объем учебы был достаточно высоким, а с учетом времени для ухода за орудиями, оружием, снаряжением и лошадьми, казачья вольница — привычный уклад повседневный жизни — отсутствовала. Во-вторых, что было, пожалуй, важнейшим, если полки стояли рядом с родными станицами, не более чем в 15–20 верстах от них, то служба в артиллерии проходила на значительном удалении от семей. С другой стороны, казачья артиллерия имела свои сильные стороны: казаки-номера орудийных расчетов были более сметливыми, скорее обучаемыми, а офицеры, как ни странно, имели в своей среде больше людей образованных.{825}
Огонь казаки-артиллеристы открыли, едва только британская кавалерия оказалась в зоне видимости. В общей сложности стреляли они недолго — не более 3 минут, притом примерно две последние минуты они были единственными, кто осыпал снарядами Легкую бригаду.
При приближении к батарее на 200 м донские артиллеристы перешли на картечь и успели в общей сложности произвести 32 выстрела.{826} Общее количество выпущенных ими снарядов оценивается от 80 до 100. Темп стрельбы, таким образом, достигал 3 выстрелов в минуту.
Судя по всему, в последнюю минуту казаки стреляли, не выбанивая орудия и без накатывания, что уже после Крымской войны рекомендовалось делать при стрельбе картечью по атакующей кавалерии на дистанции менее 300 саж.{827}
Как ни странно, но именно залпы во фронт спасли многих англичан от гибели. Обезумившие лошади начали разворачиваться и выносить всадников из огня. Но большая часть британцев все-таки оказалась на батарее, и чтобы выжить, им пришлось драться.
Схватка
Сделав последний залп, командир 1-го дивизиона Донской батареи сотник Ребинин приказал ставить орудия на передки и уводить с поля боя. Команда запоздала, англичане были на батарее, орудия завязли: «…дивизиону хотя и подали вовремя передки, но сотник Ребинин, вместо того чтобы взять «назад на передки», взял «на отвозы», хобота запахали землю — и усталые лошади стали».{828}
Батарея разделилась на две части. Половина осталась на позиции, половина безуспешно пыталась вывезти пушки. Происходившее дальше стало одним из самых жестоких эпизодов сражения. Казаки сцепились с британскими кавалеристами, пустив в ход все, что было под руками и что было пригодно для убийства: «окруженный англичанами дивизион защищался чем мог».{829} Это был один из самых жестоких и бескомпромиссных поединков Крымской кампании.
С начала атаки прошло всего лишь 8 минут, за которые, положив сотню людей и лошадей, Легкая бригада донеслась сквозь ливень смертоносного металла к своей цели. Первыми на батарею ворвались уланы 17-го и легкие драгуны 13-го полка. 11-й гусарский пронесся мимо и врезался в ряды русской кавалерии.
Уланы и драгуны были в том страшном состоянии, когда смесь возбуждения и стресса превращает страх в безжалостную ярость, а жизнь своя или чужая становится лишь мелкой разменной монетой. Получив последний залп в упор, свалив на землю-множество всадников и лошадей первой линии, кавалеристы видели свое спасение в ближней схватке и стремились как можно скорее вцепиться в батарею. Но донские артиллеристы оказались «твердым орешком». Вцепившись в пушки, они и не думали их отдавать задешево. Потому, едва оказавшись на батарее, английские кавалеристы сделали то, что должны были сделать — убрали бесполезные сабли и достали револьверы.{830}
Английские уланы не долго «бушевали» на батарее, буквально в минуту проскочив через нее. Но уже далеко не все. Если верить сержанту 13-го полка Смиту, его товарищам не удалось проскочить батарею и они ввязались в затяжную драку на позиции. Смит отставил прекрасную схему боя, на которой его путь заканчивается у казачьих пушек.{831}
Зачищать ее пришлось эскадронам второй линии, и именно тогда схватка за орудия достигла апогея. Рядовой Роберт Фергюсон из 4-го легкого драгунского полка следовал за своим командиром капитаном Лоу. На его глазах на батарее тот из револьвера открыл огонь по двум русским артиллеристам, первыми оказавшимся на его пути. Кинглейк не оставил без внимания действия капитана: «Был один из наших офицеров, которого охватила ярость от вида человеческой крови, кровавое безумие».
Судя по всему, Лоу действительно впал в ярость и вовсю бушевал на батарее. Ему приписывают не менее 13 убитых русских солдат, что, конечно, маловероятно. В этом случае придется признать, что офицер в одиночку справился со всей артиллерийской прислугой. Хотя Пембертон, сам участвовавший в бою, и был впечатлен этой цифрой, точно знать ее он мог только с чьих-то слов.
Нужно сказать, что британский эпос породил немало подобных былинных героев. Сержант этого же полка Шорт описал, как лейтенант Джолиф из револьвера разогнал русских артиллеристов, бросившихся, пользуясь тем, что первая и вторая линии кавалеристов проскочили через батарею, к орудиям. При этом отставной сержант утверждал, что видел, как офицер уложил шестерых из них.{832}