От Бовы к Бальмонту и другие работы по исторической социологии русской литературы
Шрифт:
К.К. Голохвастов, начав печататься в 1890 г., выпустил более полусотни книг разных жанров, многие из которых неоднократно переиздавались. Поскольку Голохвастов ориентировался не на сельских читателей, а на городские низы, его произведения по тематике, языку и повествовательной технике несколько отличались от книг других писателей-лубочников. Пересказы «бродячих» сюжетов (Сказка о славном и сильно-могучем богатыре Еруслане Лазаревиче и о прекрасной супруге его Анастасии Вахрамеевне. СПб., 1904; Гуак и царица Аварская. СПб., 1905) не типичны для его творчества, а обработок книг других писателей он вообще не выпускал. Голохвастов был основным «поставщиком» исторических повестей и рассказов для петербургских лубочных издателей Т.Ф. Кузина (в 1890—1896 гг.) и А.А. Холмушина (в 1900—1915 гг.). В его исторической беллетристике варьировались темы восхваления православия (Первые просветители Руси. СПб., 1893; Одомар, или Литовский волк… СПб., 1890; Черный монах. СПб., 1894) и «квасного патриотизма» (Матрос 30-го Черноморского экипажа Петр Кошка и другие доблестные защитники Севастополя. СПб., 1893; На смерть обреченные, или Геройский подвиг полковника П.М. Карягина и рядового Сидорова. СПб., 1903). Поэтика книг Голохвастова весьма сложна: повествование, ориентирующееся на образцы исторической прозы русских романтиков 1830-х гг., обрамлено в его книгах вступлениями, отступлениями, заключениями, примечаниями популяризаторско-просветительского характера. Обращался Голохвастов также к жанру юмористического рассказа, давая
В завершение обзора источников лубочной литературы следует отметить, что в нее вошло небольшое число произведений известных писателей XIX в., чаще всего – использующих фольклорные сюжеты или посвященных народной жизни (басни И.А. Крылова, сказки А.С. Пушкина, «Песня про купца Калашникова» М.Ю. Лермонтова, ряд народных сказок Л. Толстого и др.).
Публикации книг классических авторов чаще всего мешало авторское право, поскольку лубочные издатели не хотели тратиться на покупку права на издание у наследников. Однако следует отметить, что большинство подобных произведений было малопонятно и неинтересно крестьянским читателям. Например, у Гоголя, по наблюдениям М.Н. Сперанского, «считаются у издателей доступными те вещи, которые могут быть приспособлены ко вкусам читателей лубочной литературы, именно: повести боевого характера, любовные и фантастические, причем в этих повестях должны быть усилены эти элементы, по мнению издателей, <…> в переделках особенности Гоголя, как писателя, его стиль искажаются до неузнаваемости. В результате получаются не Гоголь, а фантазии на гоголевскую тему» 393 . Но даже и в форме переделок классические произведения никогда не принадлежали к числу наиболее распространенных лубочных книг.
393
Сперанский М.Н. Гоголь в народной книжке и картинке // Гоголевский сборник. Киев, 1902. С. 180.
Лубочная литература занимала промежуточное положение между фольклором и литературой в общепринятом смысле этого слова. Прежде всего она была близка фольклору генетически, так как значительная ее часть являлась (в той или иной форме) фиксацией устной народной словесности, хотя обычно фольклорные тексты соответствующим образом были обработаны и приспособлены. Мы имеем в виду народные песни (в песенниках), сказки (в сборниках сказок), переработки западного фольклора (рыцарские романы о Бове, Еруслане и т.п.), использование легенд и преданий в исторической прозе 1820—1830-х гг. (у Любецкого, Москвичина и др.). Далее, даже являясь продуктом самостоятельного авторского творчества, она близка фольклору по поэтике (обращения к читателю в прозе, стандартные формулы и «народный стих» в поэзии и т.д.). Подобно фольклору лубок обычно не фиксирует имени автора текста, не предполагает наличия канонической его версии (одновременно сосуществуют различные варианты произведения, принадлежащие перу разных обработчиков) так же, как разные сказители по-своему излагают сказку или былину. И наконец, чрезвычайно важно, что, как и фольклор, лубочная литература многими потребителями воспринимается (в силу их неграмотности или малограмотности) на слух, в процессе коллективных читок – в кругу семьи, соседей или отходнической артели. На селе существовала традиция коллективного чтения по воскресным и праздничным дням, а зимой и в будни. Например, отвечая на анкету Н.А. Рубакина, крестьянин из Калужской губернии писал в 1889 г.: «Для совместного чтения у нас удобное время весна, потому что тепло, народ выходит по улицу, кто-нибудь выносит книгу, начинает читать, и со всех концов собираются слушатели. Это всегда бывает в праздник <…>» 394 . Обобщая многочисленные свидетельства, М.М. Громыко пришла к выводу, что «перечитываемые неоднократно сочинения запоминались наизусть и распространялись дальше в устной передаче» 395 . Следует добавить, что некоторые типы изданий (гадательные книги, песенники и т.п.) по своему назначению были рассчитаны на чтение их вслух.
394
ОР РГБ. Ф. 358. К. 5. Ед. хр. 1. Л. 12.
395
Громыко М.М. Традиционные нормы поведения и формы общения русских крестьян XIX в. М., 1986. С. 152.
Лубочная литература отличалась от «обычной» не только своим содержанием, но и характером издания и распространения. Как уже было сказано выше, создавали ее (чаще всего путем обработок книг, ранее возникших в рамках более высокого слоя литературы) специальные «лубочные литераторы». От них книга поступала к издателям, специализировавшимся на выпуске подобной литературы. Одни из них обслуживали главным образом городские низы (А.И. Манухин, С.И. Леухин, А.М. Земский, Д.И. Преснов), другие – деревню (И.А. Морозов, А.А. Абрамов, И.Д. Сытин, Е.А. Губанов).
Очень важно подчеркнуть то обстоятельство, что существование и развитие лубочной литературы регулировалось прежде всего рынком. Здесь не было ни литературной критики, ни «идейных» издателей, которые могли бы стимулировать выпуск не пользующейся спросом литературы. Издателями лубочной литературы обычно выступали выходцы из крестьян, хорошо знавшие вкусы народного читателя. Один из них, И.Д. Сытин, вспоминал позднее, что «Никольский рынок сам творил и сам издавал, сам искал и находил свои, особые пути к полуграмотному деревенскому читателю» 396 . Лубочные издатели могли случайно выпустить любую книгу, но переиздавали только те произведения, которые пользовались спросом. Такое переиздание осуществлялось регулярно, по мере исчерпания запаса. Наиболее популярные книги («Бова», «Еруслан Лазаревич», «Милорд Георг», «Битва русских с кабардинцами») выходили чуть ли не ежегодно. Цензура, конечно, оказывала определенное влияние на репертуар лубочной литературы (нередко запрещались книги с «разбойничьим», «безнравственным» и социально-критическим содержанием), однако это сказывалось в изъятии определенных разновидностей книг, но отнюдь не в навязывании той или иной тематики. Поэтому можно считать, что выходившая лубочная литература довольно точно соответствовала запросам крестьянской аудитории. Прав был современник, отмечавший «немалую заслугу Никольской (то есть лубочной. – А. Р.) литературы перед лицом русского просвещения: она свела мужика с книгою, указала ему на ее лучшую сторону <…>» 397 .
396
Сытин И.Д. Жизнь для книги. М., 1962. С. 45.
397
Яковлев Г. Какою должна быть крестьянская книга? // Наблюдатель. 1892. № 7. С. 45.
Лубочная книга попадала в деревню тремя
398
См.: Мельников П. Нижегородская ярмарка в 1843, 1844 и 1845 годах. Нижний Новгород, 1846. С. 204—208; Аксаков И. Исследование о торговле на украинских ярмарках. СПб., 1858. С. 92, 117, 136, 380; А.Р. [Русов А.А.]. Книжная торговля на Воздвиженской ярмарке 1895 г. в Чернигове // Зем. сб. Чернигов. губ. 1896. № 2/3. С. 38—68; А.О. Продажа книг и картин для народа на Нижегородской ярмарке 1899 г. // Рус. школа. 1895. № 2. С. 254—255.
399
Безобразов В.П. Народное хозяйство в России. СПб., 1882. Ч. I. С. 217.
400
См.: Воронов И. Материалы по народному образованию в Воронежской губернии. Воронеж, 1899. С. 90.
401
См. воспоминания одного из таких офень: Свешников Н.И. Воспоминания пропащего человека / Подгот. текста, сост., вступ. ст., коммент. А.И. Рейтблата. М., 1996.
402
Горшков Ю.А. Торговля народными изданиями и концентрация торгового капитала в лубочном книжном деле пореформенной России (1860—1870-е гг.) // Книжное дело в России во второй половине XIX – начале XX в. Л., 1983. С. 110.
403
Сытин И.Д. Указ. соч. С. 57.
Еще одним важным каналом проникновения книги в деревню были поездки крестьян в город, главным образом для работы (в отход). Возвращаясь в деревню, отходники обычно привозили «гостинцы», в том числе и книги.
Соответствие лубочной литературы духовным потребностям деревни не означало, что каждый крестьянский читатель обращался ко всем перечисленным ее разделам, например, религиозная и светская лубочная книга были обращены к различным группам крестьянской читательской аудитории.
Для читателей лубочной книги иные (нелубочные) издания были недоступны из-за дороговизны, а также из-за неподключенности крестьян к соответствующим каналам распространения (магазины в городах, пересылка по почте) и слабой ориентации в литературе, что исключало возможность заказа. Но даже если читатель преодолевал названные препятствия (например, располагал деньгами и приезжал в город, где мог купить книгу), он сталкивался с очередным, почти непреодолимым барьером – и по уровню сложности, и по языку, и по проблематике «интеллигентская» книга была непонятна и неинтересна ему. Лишь с 1880-х гг. начинает распространяться литература, специально издававшаяся для народа и представлявшая интерес для него.
Кто же читал лубочную литературу? Прежде всего это крестьянская молодежь, что было связано со следующими обстоятельствами. В дореформенный период читатели среди крестьян представляли собой редкое исключение. Правда, здесь следует внести одно уточнение. В дореволюционной России подавляющее большинство населения было крестьянским по сословной принадлежности, но не все крестьяне занимались земледельческим трудом. До реформы 1861 г. были группы крепостных крестьян (дворовые, оброчные), которые нередко жили в городе. Среди представителей этих групп встречались и читатели (прежде всего, конечно, среди так называемой «крепостной интеллигенции» – художников, актеров, техников и т.п.). Однако подавляющее число крестьян не только не читало, но и вообще было неграмотно.
В пореформенный период и сами крестьяне начинают испытывать потребность в грамоте, и, кроме того, начинает расти сеть земских школ. В результате быстро повышается уровень грамотности крестьян, главным образом за счет молодого поколения. Если учесть, что период его становления совпал с периодом существенной ломки традиционных социальных отношений и мировоззренческих представлений, то становится понятным, что немалая часть крестьянских детей начинала искать в книге ответы на возникающие вопросы, использовала книгу как учебник жизни. Кроме того, в рамках крестьянского образа жизни именно юношеский возраст (как и старческий, но применительно к другому типу литературы) считался временем, когда чтение допустимо, нормально, в то время как для взрослого мужика, «севшего на тягло», то есть получившего надел и занимающегося сельскохозяйственным трудом, чтение рассматривалось как «блажь». Среди представителей этой социальной группы, составлявшей основу сельского населения, читатели стали более или менее часто встречаться только в 1880—1890-х гг., когда подросли выпускники земской школы.
Никакими точными цифрами о масштабах чтения в деревне того времени исследователь, разумеется, располагать не может. Да и данные о числе читателей не дадут еще представления о величине аудитории книг, так как на селе была распространена традиция совместного чтения и многие воспринимали печатные тексты на слух.
Как говорилось в первой главе, для конца XIX в. объем читательской аудитории можно оценить в 10—15% сельского населения, то есть 5—7 млн человек. В 1894 г. суммарный тираж лубочных книг приближался к 10 млн 404 . По подсчетам В.П. Вахтерова, в середине 1890-х гг. он даже превышал 15 млн 405 .
404
Ежегодник. Обзор книг для народного чтения. 1894. М., 1895. С. 3.
405
Вахтеров В.П. Внешкольное образование народа. М., 1896. С. 6.