Еще три дня июля, а потом траурный гость – август («столько праздников и смертей»), как траурный марш, который длится 30 дней. Все ушли под этот марш: Гумилев, Пунин, Томашевский, мой отец, Цветаева… Назначал себя и Пастернак, но этого любимца богов увел с собою, уходя, неповторимый май 60 года, когда под больничным окном цвела сумасшедшая липа. И с тех пор (прошло) минуло уже пять лет. Куда оно девается, ушедшее время? Где его обитель…
* * *
1 августа
И все-таки он явился. Сегодня – Илья. Вчера всю ночь катался на своей колеснице по небу. 51 год тому назад началась та война – как помню тот день (в Слепневе) – утром еще спокойные стихи про другое («От счастья я не исцеляю»), а вечером вся жизнь – вдребезги. Это один из главных дней. Теперь пойдут августовские «юбилеи».
Завтра день ареста Гумилева (3 августа). Сорок четыре года тому назад. Я узнала об его аресте на Смол «енском» кладбище – похороны Блока.
Анна Ахматова.
Из «Записных книжек»
Август
Он и праведный и лукавый,И всех месяцев он страшней:В каждом Августе, Боже правый,Столько праздников и смертей.Разрешенье вина и елея…Спас, Успение… Звездный свод!..Вниз уводит, как та аллея,Где остаток зари алеет,В беспредельный туман и ледВверх, как лестница, он ведет.Притворялся лесом волшебным,Но своих он лишился чар.Был надежды «напитком целебным»В тишине заполярных нар….А теперь! Ты, новое горе,Душишь грудь мою, как удав…И грохочет Черное Море,Изголовье мое разыскав.
27 августа 1957
Комарово
Могла ли Биче, словно Дант, творить…
Могла ли Биче, словно Дант, творить,Или Лаура жар любви восславить?Я научила женщин говорить…Но, Боже, как их замолчать заставить!
Лето 1957
Комарово
Музыка
Д. Д. Шостаковичу
В ней что-то чудотворное горит,И на глазах ее края гранятся.Она одна со мною говорит,Когда другие подойти боятся.Когда последний друг отвел глаза,Она была со мной в моей могилеИ пела словно первая грозаИль будто все цветы заговорили.
10 сентября 1957
Все, – кого и не звали, – в Италии…
Все, – кого и не звали, – в Италии.Шлют домашним сердечный привет.Я осталась в моем зазеркалии,Где ни света, ни воздуха нет,Где за красными занавескамиВсе навек повернулось вверх дном…Так не буду я с леонардескамиПереглядываться тайком,И дышать тишиною запретноюНикогда мной не виданных мест,И мешаться с толпою несметноюКрутолобых христовых невест.
26 сентября 1957
7 февраля 1958 Москва
16 апреля 1963 (окончено)
Этой ивы листы в девятнадцатом веке…
Этой
ивы листы в девятнадцатом векеувяли,Чтобы в строчке стиха серебритьсясвежее стократ.Одичалые розы пурпурным шиповникомстали,А лицейские гимны все так же заздравнозвучат.Полстолетья прошло… Щедро взысканадивной судьбою,Я в беспамятстве дней забывалатеченье годов,И туда не вернусь! Но возьму и за Летус собоюОчертанья живые моих царскосельскихсадов.
5 октября 1957
Москва
Немудрено, что похоронным звоном…
Немудрено, что похоронным звономЗвучит порой мой непокорный стихИ что грущу. Уже за ФлегетономТри четверти читателей моих.А вы, друзья! Осталось вас не много, —Мне оттого вы с каждым днем милей…Какой короткой сделалась дорога,Которая казалась всех длинней.
Здесь все меня переживет,Все, даже ветхие скворешниИ этот воздух, воздух вешний,Морской свершивший перелет.И голос вечности зоветС неодолимостью нездешней,И над цветущею черешнейСиянье легкий месяц льет.
52
Болшево – подмосковный санаторий.
И кажется такой нетрудной,Белея в чаще изумрудной,Дорога не скажу куда…Там средь стволов еще светлее,И все похоже на аллеюУ царскосельского пруда.
16 – 17 июня 1958
Комарово
При музыке
Не теряйте отчаянья.
Н. Пунин
Опять проходит полонез Шопена…О Боже мой! – как много вееровИ глаз потупленных, и нежных ртов…Но как близка, как шелестит измена.Тень музыки мелькнула по стене,Но прозелени лунной не задела.О, сколько раз вот здесь я холоделаИ кто-то страшный мне кивал в окне.….И как ужасен взор безносых статуй,Но уходи и за меня не ратуйИ не молись так горько обо мне…И голос из тринадцатого годаОпять кричит: «Я здесь, я снова твой!..Мне ни к чему ни слава, ни свобода,Я слишком знаю», – но молчит природаИ сыростью пахнуло гробовой.