От десятой луны до четвертой
Шрифт:
– Но еще бредит… – сделала вывод надзидама.
– Поднять на ноги, – сухо распорядился Ректор. – Чтобы к полудню она была в состоянии ходить и говорить. Откладывать захоронение нельзя, а не то мы всей охраны лишимся.
И этот правил хорошего тона не знает, тоже мне, Ректор!
Надзидама вызвала лекарей, передала им высочайший приказ, и меня принялись безжалостно напичкивать обезболивающими и взбадривающими средствами.
Результат получился такой же, как и с начальником охраны: живой труп и не больше.
Но это никого
Когда прозвонили полдень, явились охранники, взяли меня под локти и повели в сад. Вначале я слабо перебирала ногами, веря, что иду сама, потом бросила. Глаза тоже не раскрывала, дневной свет резал их. Раскрыла уже в саду.
Около склепов важных военачальников чернел провал свежевыкопанной могилы.
Пансионат был уже выстроен.
Группами стояли воспитанницы, около каждой группы переминалась с ноги на ногу соответствующая надзидама, отдельной кучкой столпились преподаватели, четко, по-военному, рядами и колоннами застыла охрана. За охраной предусмотрительно прятался младший обслуживающий персонал: кухня, конюшня, дворники, уборщицы и прочий хозяйственный люд.
Мне стало стыдно: они-то уж точно ни в чем передо мной не провинились, чтобы вытаскивать их сюда для участия в сомнительных мероприятиях. Кто же знал, что Ректор так буквально поймет последнее условие и заставит прийти всех поголовно… В следующий раз (хотя о чем я думаю, какой следующий раз?) надо четче формулировать требования. Учту.
Я, Серый Ректор, новый начальник охраны и мои костыли-охранники со стороны весьма смахивали на группу скорбящих родственников. Особенно учитывая озабоченный вид Ректора и мои опухшие глаза.
– Проверьте, все правильно? – вполголоса обратился ко мне Ректор.
Преодолевая пелену полнейшего равнодушия и отстраненности, сотканную сильными лекарствами, я осмотрела и могилу, и приготовленную плиту.
– Да. Можно начинать, – выдавила я сиплым шепотом, чувствуя, как стукаются друг о друга в горле мои раздувшиеся гнойные гланды.
По сигналу нового начальника охраны в башню понесся гонец, и вскоре оттуда появилась процессия, несущая на носилках бывшего начальника охраны.
При застывшем от ужаса пансионате его доставили к выкопанной яме.
Ректор вопросительно посмотрел на меня.
– Скидывайте его туда лицом вниз. Скинули.
Начальник охраны упал мягко, словно матрас, а не существо из костей и плоти.
– Теперь сбрасывайте плиту. Вот отсюда.
Чтобы поднять плиту, пришлось поднатужиться восьмерым охранникам.
Каменная плита ухнула в яму.
Я и Ректор подошли поближе к могиле.
Да, сделано все было правильно. Тяжелый камень перебил начальнику охраны голени и шейные позвонки. Теперь, по обмолвкам преданий, если ночью начальник охраны вновь оживет, он или не сможет двигаться, или будет уходить все глубже и глубже в землю. Во всяком случае, остается на это надеяться.
Серый Ректор усиленно тянул шею, чтобы разглядеть что там, в глубине могилы. При
Мне было все равно: действие лекарств окончилось и я уже снова плавала в горяче-холодном океане. Охранникам приходилось прилагать немало усилий, чтобы я стояла более или менее вертикально.
– Засыпайте.
– Можно распускать людей? – как-то угодливо спросил Ректор.
Даже сквозь звон в голове мне стало смешно. И появилось искушение скомандовать: "Нет! Пусть стоят до вечера!" И ведь стояли бы, что самое противное.
– Да, – милостиво соизволила я на остатках сознания. Как меня доставили обратно в лазарет, я уже не помню. Там мне пришлось проваляться еще месяц.
Глава двадцать пятая
В ЛАЗАРЕТЕ
В лазарете я валялась не без удовольствия: там было так же холодно и неуютно, как и во всей Пряжке, но зато никаких лекций, никаких таблиц.
Соседи мои понемногу пришли в себя, мозги у охраны были традиционно крепкие, оно и верно – зачем им мозги?
Они галдели за тонкой стенкой и постепенно я узнала многие детали их существования. Эти были не из нового пополнения, а из второй казармы, расположенной в юго-восточном углу Пряжки.
В первой казарме, которая примыкает к саду и в которую я так успешно натоптала дорожку, традиционно размещают новичков. К тому времени, когда приходит новое пополнение, часть охранников уже успевает решить личные дела, подать заявление Ректору и получить все прилагающиеся к новобрачной блага.
Неудачников выселяют во вторую казарму, которая значительно дальше от дортуаров воспитанниц, но многим и это не мешает, они все равно добиваются своего.
Официально же все чисто и непорочно. Сплошное домоводство.
– Он копал под пансионатских, – отчетливо раздалось из-за стены в один хмурый день. – Говорю тебе, Удава просто так мочить никто бы не стал. Он кого-то из них доил, но тот сбрыкнул.
– Заливаешь! Эти себя-то еле-еле носят. Ученые! Им вилку поднять трудно, если на ней котлета целая, а не кусок.
– Слушай, что говорю, Удав настрочил донесение в Службу Надзора за Порядком, я дежурил, углядел. И штырем при этом махал, который ему и всадили меж ребер. А потом этой бумажки я что-то не видал. И новый о ней не заикался.
– И ты помалкивай, целее будешь. Нам главное что? Досидеть тут до смены и в теплые места поскорей! – посоветовал самый мудрый из сумасшедшей шестерки. – А Удав сам дурак. Жадный он был всегда. Вот и погорел.
Разговор как-то скомкался, и охранники утихли.
Вообще-то к этому времени мне было глубоко плевать, кто убил начальника охраны и почему. Все уже быльем поросло.
Да даже если узнаю я, кто убийца, что, изобличать кинусь? Нет.
Любознательность в Пряжке и так не приветствуется, давно всех отучили лезть туда, куда не положено. Даже охрана, и та понимает.