От десятой луны до четвертой
Шрифт:
Я протестовала и пыталась отстоять свое право продекламировать еще пять положенных параграфов.
Куда там. Устав у меня отобрали, и охранник под локоть решительно вывел меня из-за решетки.
Бряцая ключами, младшая устремилась по темному туннелю к выходу. Мы за ней.
У двери пришлось остановиться: двери на пути в пыточную были устроены хитро – войти без ключа можно, выйти нет… Погасший факел так никто и не зажег, надзирательнице пришлось на ощупь искать в двери замочную скважину. Мы ждали.
Охранник нагло дышал мне в затылок, его хвост
Надо будет девчонкам рассказать, какое тут появилось дополнение к чтению Устава. Боюсь, правда, тогда на лекциях никого не останется – все выстроятся в очередь к пыточной.
Молодец, что молчит.
С этими Сильными всегда так: пока молчат – нормальные люди, как только рот откроют, лучше бы и не начинали говорить. Сразу понимаешь, что единение народов не состоится. Ты им про море, они тебе про болото. Диалог на разных ярусах.
Надзирательница справилась наконец с дверью. Объятие распалось. Какая жалость.
Я пошла в класс, надеясь, что они уже дописали перечень нижнего белья до заключительной точки.
Глава третья
ПОСЛЕ ЛЕКЦИИ…
После лекции нас выстроили парами и повели в северную четверть Корпуса, в административную часть.
Там, в мрачном и холодном Пурпурном Зале, проводили общее собрание пансионата – вещь редкую, почти забытую.
На нем и выяснилось, откуда растут ноги у всей этой загадочной суеты среди преподавателей.
Люди-то они были опытные, уж поумнее нас, зелени, и прекрасно сознавали, что новая власть – это новые перемены.
Кто-то вознесется на свет, кого-то загонят в тень. Значит, сейчас, кровь из носу, надо быть на глазах у новой власти, мелькать в Хвосте Коровы, то там, то сям, глядишь – что и перепадет.
И все эти дни шла тихая борьба не на жизнь, а на смерть за то, кто поедет в столицу, а кто останется. Топили друг друга и беспощадно душили, как это могут делать лишь люди, долгое время проработавшие бок о бок. Только что пена с клыков не капала.
Теперь кого надо загрызли и опять воцарились мир, теплота и всеобщая любовь. До прибытия в Хвост Коровы.
Вообще-то нас собрали не для того, чтобы мы разделили радость с отъезжающими Магистрами.
Часть из нас должна была покинуть на время Пряжку – приближался праздник Нового Поворота Колеса. На эти дни родственникам разрешалось забирать воспитанниц, но я надежд не питала: в Ракушку никогда никого не отпускали. Слишком далеко…
Ну что же, из всего можно извлечь хорошее. Зато порции оставшихся на праздники в Пряжке будут побольше, чем обычно.
Главная надзидама оглашала список первого потока:
– Двадцать Вторая. В Хвост Коровы. По вызову двоюродной тети.
Даже просто тети у меня отродясь не водилось, а тут двоюродную боги послали. Щедро.
Теперь и мы разделились на два лагеря… Тех, кто уезжал,
– Выезжаем на рассвете. Отъезжающие барышни, вернитесь в дортуары и приготовьте форму номер четыре. Проверка через час, – закрыла собрание для нас главная надзидама.
Форма номер четыре – это осенняя парадная. Родственникам пыль в глаза пустить.
Юбка нижняя полотняная белая, юбка верхняя шерстяная серая, отделанная понизу двойным черным кантом. Вырез для хвоста отделан одинарным кантом. Корсет. Блузка белая строгая, под горло. Жакет суконный серый. Кант по обшлагам и воротнику двойной, ширина вполовину меньше, чем на юбке. Теплая пелерина с капюшоном, коричневая. Ну уж пелерину-то могли тоже серой сделать, в тон остальному. Чепец черный. Перчатки черные. Муфта серая заячья. Башмаки начищенные. Каблук средний. Вроде бы все.
Мы с радостью покинули Пурпурный Зал – находиться в нем было так же уютно, как в утробе какого-нибудь чудища. Расцветка стен очень напоминала внутренности дождевого червяка, да и холодно в нем было всегда невыносимо.
Через час мы все стояли в проходе между кроватями, одетые как положено – глазу зацепиться не за что. Все в высшей степени прилично и экономично.
Поглядеть на нас явилась строгая комиссия из Магистров и надзидам. У нашей надзидамы по лицу от волнения выступили красные пятна.
Комиссия оглядела унылую серую гусеницу с бурой спинкой и черными лапками и милостиво одобрила.
Ура, можно снять все это великолепие!
– Выезжаем на рассвете, – довела до нашего сведения главная надзидама, очевидно, не надеясь, что по свойственной нам тупости мы все поймем с первого раза.
Глава четвертая
ВЫЕХАЛИ
Выехали мы в назначенный час. Южные Ворота Пряжки распахнулись и выпустили нас на просторы Чрева Мира.
Две повозки с воспитанницами, три с преподавателями, отдельная колымага для Серого Ректора и отряд охраны. Любвеобильный охранник из пыточной остался в Пряжке, какая жалость…
Уминая пожухлую траву колесами, подбитыми металлическими обручами, наш караван медленно двинулся на юг.
Снега еще не было, но погода была полностью зимняя.
Дул резкий ветер, свистел разбойничьим посвистом над плешивой степью. А степь все равно продолжала слабо пахнуть полынью.
Прижавшись друг к другу в коробе крытой повозки, мы дремали. Смотреть было не на что, говорить в такую рань не о чем. Да еще нерасторопная кухня подвела – никто не озаботился тем, что мы выезжаем ни свет ни заря, пришлось есть всухомятку, запивая каменные остатки вчерашних пирогов еле теплым чаем.
На наветренной стороне ставнями были наглухо закрыты окна, и все равно ветер проникал вовнутрь, заставляя нас жаться друг к другу в поисках тепла. Правда, перед тем, как упасть в зябкую дремоту, я успела напоследок ехидно подумать, что девять нас из десяти предпочли бы сейчас прижиматься не к трясущейся замерзшей однокашнице, а к теплому охраннику.