От Диогена до Джобса, Гейтса и Цукерберга. «Ботаники», изменившие мир
Шрифт:
Следующим шагом должно было стать назначение преемником умершего архиепископа Кентерберийского. Однако Ансельм отказался, потому что в качестве епископа он в конце концов оказался бы там, куда прочил его отец, а именно в политике. Ансельм предпочел и дальше работать в покое над своим известным онтологическим доказательством существования Бога и другими философскими идеями. Он был убежден, что человеческий разум не может не принимать существование Бога. В него нельзя верить или не верить, потому что нет сомнения в том, что он есть.
Некоторые из его могущественных друзей считали эти размышления пустой тратой времени. Они «похитили» его, привели в церковь, дали Ансельму в руки епископский посох и спели ему Тедеум [6] , который обычно звучит при короновании короля или избрании Папы Римского. Хотел
Как он и опасался, служба не только не давала философствовать, но и навлекла на его голову много гнева. Вскоре он впал в немилость английского короля Вильгельма II, который был циничным и злым (из-за красноватого оттенка кожи его прозвали Руфусом, от лат. «рыжий»). В итоге Ансельм вынужден был эмигрировать во Францию. Лучше бы его оставили в монастыре.
6
«Тебя, Бога, хвалим» – песнопение в рамках христианского богослужения, благодарственная молитва.
Примерно через сто лет после смерти Ансельма на церковную кафедру пришел следующий ботаник – Фома Аквинский. В отличие от худого Ансельма, он имел тучную фигуру. В столе, за которым Фома писал, пришлось сделать круглый вырез, чтобы ему было комфортно работать. Оказывается, не все ботаники выглядят худыми и изможденными, как Стив Джобс или Джулиан Ассанж.
Он родился в 1225 году в многодетной семье седьмым по счету в Аквино, графстве, располагающемся недалеко от Неаполя. Его отец был ломбардским рыцарем, а мать происходила из богатого неаполитанского рода. Для Фомы была уготована церковная карьера, поэтому уже в 5 лет его отдали в монастырь бенедиктинцев. Орден святого Бенедикта относился к самым могущественным.
Фома показал невероятные умственные способности, и уже в 14 лет его приняли в университет Неаполя. Здесь он изучил все, что тогда было возможно изучить: математику, астрономию, музыку, грамматику, риторику, диалектику и философию. Все эти науки, прежде всего, опирались на учения Аристотеля. Он быстро и легко овладевал знаниями, однако от любых контактов с людьми бежал, как черт от ладана. Вскоре ему дали прозвище «глупый бык». Он практически постоянно молчал, и один из его сокурсников, посчитав его слабоумным, захотел помочь с философией. За это студент был жестоко наказан: Фома прочитал ему многочасовой «ботанический» доклад по философии, в котором эффектно доказал, что в этой науке он понимает больше, чем многие профессора.
Однако растрачивать свои таланты в политике Фома не хотел. Когда ему исполнилось 19 лет, он вступил в орден доминиканцев, которые, в отличие от бенедиктинцев, больше всего ценили в христианской религии понимание духовности. Здесь не было показных выступлений, игры на публику. Веру в народ несли нищенствующие монахи, которые были искренни в ней, что действовало крайне убедительно.
Фоме такая идея была очень близка, чего не скажешь о его семье. Мать попросила старших сыновей запереть младшего в башне семейного замка в Роккасекке. Здесь Фома должен был одуматься и отказаться от мысли присоединиться к доминиканцам. Чтобы вернуть его к здравому смыслу и убедить в преимуществах светской жизни, родственники даже послали ему в комнату привлекательную куртизанку. Однако она встретилась не с изголодавшимся во всех смыслах монахом, а с готовым на все упрямцем, которого никто и ничто не могло свернуть с намеченного пути. Фома молча взял горящее полено из камина и замахнулся на девушку. Она выбежала из комнаты с пронзительным криком.
Молодого доминиканца продержали в башне более года, но это не помогло – он остался верным своему ордену, и наконец ему удалось сбежать. Юноша отправился пешком в Париж, где встретился с известным теологом Альбертом Великим, который не только «шлифовал» Фому как философа, но и защищал от оскорбительных высказываний: «Вы называете его глупым быком, но запомните мои слова, однажды голос этого быка будет раздаваться над всем христианским миром».
Альберт Великий оказался прав. В 1256 году папа римский предложил Фоме занять место на одной из его теологических кафедр в Париже, несмотря на протест профессоров университета, которые не выносили доминиканских нищенствующих монахов и новоиспеченных магистров. Фома поблагодарил его и с головой окунулся в работу. С помощью своего труда «Сумма теологии» он попытался создать всеобъемлющую философскую систему христианской веры, которой предстояло многие столетия указывать верный путь. Для него самым важным авторитетом был Аристотель. Казалось,
В 1272 году Фома Аквинский вернулся в Неаполь, чтобы создать курс обучения для доминиканцев. В это же время его лишают духовного сана. Однако мыслителю это было безразлично, он снова с головой, исполненный энтузиазма, окунулся в работу и написал огромное количество комментариев к работам Аристотеля и Библии. Он никогда не обращал внимания на здоровье, и в этот раз оно дало о себе знать. Фома начал болеть физически и душевно. Его даже посетило таинственное видение. Он рассказал потом своему коллеге: «Все, что я написал, явилось мне в виде соломы, все это пустое». Кроме того, во время урагана ему на голову упал сук. Фома умер 7 марта 1274 года в монастыре цистерцианцев недалеко от Рима. Его организм был полностью изношен. Ему не было и пятидесяти.
Фома Аквинский оставил после себя невероятный труд, в котором показал себя глубокомысленным социологом. Например, он понял, что для прогресса, как и для возможности сосуществования людей, нужно принимать их с индивидуальными особенностями и предлагать им места, где они смогут раскрыться: «Необходимо, чтобы благодаря разному получалось разное, чтобы, например, одни становились земледельцами, другие – пастухами, третьи – зодчими и т. д.; а поскольку жизнь людей требует не только материальных вещей, а больше духовных, то те, кто открыт для духовного, помогут улучшиться другим. Они должны перестать беспокоиться о бренном». Иными словами, в жизни должны иметь свое место и те, кто на первый взгляд кажется бесполезными.
Иммануил Кант: ботаник из Пруссии и его категорический императив
Обычно ботаники редко становятся друзьями. Они слишком сосредоточены на своей работе, слишком подозрительно и непонятно для них взаимодействие с другими людьми. Однако иногда их пути пересекаются и они начинают творить вместе. При этом может получиться нечто великое, как, например, у Пола Аллена и Билла Гейтса, основателей Microsoft. Или у Иммануила Канта и Джозефа Грина.
Существует предположение, что впервые мужчины встретились летом 1765 года в Кёнигсберге. На первый взгляд у них не было ничего общего. Кант, 41-летний пруссак, ждал документа о присвоении ему профессорского титула, а между тем работал преподавателем философии за жалкую зарплату и подрабатывал частным учителем. Грин, 40-летний англичанин, занимался продажей зерна и сельди и был, как писал один современник, «самым крупным и авторитетным торговцем английской колонии Кёнигсберга». Однако Кант интересовался не только логикой, этикой и метафизикой. Он увлекался инвестициями, потому что знал, что таким способом можно без труда накопить состояние. Торговца, наоборот, непреодолимо тянуло к философии. Кант и Грин стали лучшими друзьями: они оба были ботаниками и, в отличие от Пола Аллена и Билла Гейтса, с возрастом становились все ближе.
Из ярко выраженных черт характера их объединяла педантичность и болезненная пунктуальность. С 1766 года Кант навещал своего друга почти каждый день. Их встречи регулярно заканчивались в 19.00, а «регулярное» в данном контексте означает «постоянное». Так, например, жители Кёнигсберга знали, что если стрелки часов показывают три минуты восьмого и философ как раз выходит из дома Грина, это не значит, что он слегка заболтался с другом. Это значит, их часы спешат…
Причем Кант немного уступал другу в пунктуальности. Однажды они договорились прогуляться и должны были встретиться в 20.00. Грин стоял на месте уже за четверть часа до назначенного срока и ждал. В 19.58 он взял свою трость и через минуту сел в повозку, которая тронулась с места ровно в восемь. Без Канта, случайно опоздавшего на две минуты. Повозка уже проехала несколько метров, когда запыхавшийся философ догнал ее и стал ожесточенно размахивать руками, чтобы она остановилась. Грин же и не подумал притормозить повозку. Он сказал кучеру ехать дальше, а озадаченного друга оставил на дороге. Это не было каким-то наказанием или воспитательным моментом – так было заведено у Грина: воспринимать лишь те встречи, на которые являются в назначенный срок. Этот аргумент Кант усвоил слишком хорошо и выразил его в «категорическом императиве» – основе своей философии. В нем исключены компромиссы, когда речь идет о нравственных поступках. «Происшествие с повозкой» не помешало дальнейшей дружбе с Грином.