От «Дон-Жуана» до «Муркина вестника “Мяу-мяу”»

Составитель:

Галкин А. Б., филолог и писатель, преподаватель литературы и методист ГАОУ ДПО г. Москвы «Центр педагогического мастерства», кандидат филологических наук, специалист по истории русской литературы XIX века, достоевсковед, исследователь и публикатор творчества С. Н. Дурылина, автор романа «Болваны» (М.: Мультиратура, 2005), документальной повести о дуэли А. С. Пушкина «Человек с предрассудками» (Москва. 2012. № 1), книг и статей по русской литературе, в том числе «Русские писатели» (М.: Белый город, 2003), «Прекрасные лица России. Русские писатели XIX–XX вв.» (М.: Арт Хаус медиа, 2008), «Герои и сюжеты русской литературы: имена, образы,

идеи» (2-е изд., стер. М.: ФЛИНТА, 2012), составитель и комментатор первого 3-томного собрания сочинений С. Н. Дурылина (М.: Издательство журнала «Москва», 2014).

Есть люди, которые становятся синонимами и ярлыками своей эпохи. Таков Пушкин, Чайковский, Шаляпин.

Но есть и такие, которые проходят по жизни почти незаметно. Да, их знают в некоторых узких кругах специалистов. Кто-то что-то о них слышал и в более широких интеллигентских кругах, но их имя не звучит, как набатный колокол. Напротив, их имя тонет в глубоких водах вечности озера Светлояр и уходит на дно культуры, словно невидимый град Китеж.

Они много сделали, но мало кто по достоинству оценил их труды. Они видели и общались с великими, и великие могли однажды к слову их вспомнить и помянуть, но все равно они остались в тени великих, поглощенные их мощной тенью.

Они были летописцами своей ушедшей эпохи, но их рукописи десятками лет пылились в архивах или бесследно исчезали на свалках истории.

Таков Сергей Николаевич Дурылин.

Незаслуженно забытый, вернее, незаслуженно избежавший славы и даже широкой известности. Большой русский писатель, автор романа-хроники «Колокола», повести «Сударь кот», высоко оцененной художником Михаилом Васильевичем Нестеровым, повести «Три беса» и ряда рассказов, не изданных при его жизни. Тонкий наблюдательный свидетель нравов Серебряного века, заметки которого так и остались уделом считанных специалистов-дурылиноведов.

Знаток и исследователь пушкинской эпохи, но недооцененный как литературовед и историк культуры.

Священник, оставшийся без прихода и церкви.

Театровед, историк русского театра, меньше года заведовавший кафедрой истории русского театра ГИТИСа (Государственного института театрального искусства).

Педагог, лектор, воспитавший нескольких замечательных личностей (Игоря Ильинского, например, или литературоведа и директора тютчевского музея в Мураново, правнука Тютчева Кирилла Пигарёва), в своей известности, а иногда и славе далеко затмивших своего учителя, но отнюдь не всегда отдававших дань его подвижническому учительскому труду.

Кто только не пересекался с Дурылиным! Десятки тысяч людей, знаменитых и незнаменитых, оставили краткие свидетельства о его уме, талантливости, оригинальности, остроумии, начитанности, глубине, но эти свидетельства разбросаны там и сям и тонут в океанском шуме громогласных имен творцов культуры XX века.

Немногие любители поэзии Серебряного века знают, что именно С. Н. Дурылин вручил путевку в литературную жизнь поэту Борису Пастернаку. Первое стихотворение будущего лауреата Нобелевской премии по литературе было напечатано в сборнике «Лирика», издаваемого Дурылиным и Сергеем Бобровым. Дурылин разглядел в тогда еще юном гимназисте Пастернаке поэта в большей степени, чем музыканта. И его совет выбрать поэзию, в то время как сам Пастернак еще колебался между поэзией и музыкой, определил творческую и человеческую судьбу Пастернака. Дурылин вспоминал об этом эпизоде 1910 года в книге «В своем углу», когда он вместе с Пастернаком бродил в Сокольниках: «Образ за образом потекли из его души. Все в разрыве, все кусками, дробью, взлетами.

В другой раз, с мукой и тоской, воскликнул он, оскалив белые зубы, как у негра:

– Мир – это музыка, к которой надо найти слова. Надо найти слова!

Я остановился от удивления. Музыкант должен был сказать как раз наоборот: мир – это слова, к которым надо написать

музыку, но поэт должен был сказать именно так, как сказал Боря. А считалось, что он – музыкант» [1] .

Мало кто знает о дружбе С. Н. Дурылина с Максимилианом Волошиным. Они не раз в голодные и жестокие 20-е годы XX столетия подавали друг другу руку помощи. Дурылин продавал акварели Волошина и отсылал ему деньги в Коктебель, спасая его от голодной смерти, а Волошин, в свою очередь, хлопотал о смягчении участи ссыльного священника Дурылина, отправленного большевистским режимом в Челябинск.

В начале XX века Дурылин – весьма заметный деятель Серебряного века. Он занимается в поэтическом семинаре Андрея Белого, становится бессменным секретарем Московского религиозно-философского общества памяти Вл. Соловьева (МРФО). На его заседаниях Дурылин встречал А. А. Блока, А. Белого, С. Н. Трубецкого, Н. А. Бердяева, М. О. Гершензона, философов и богословов: Эрна, Павла Флоренского, Сергея Булгакова. Дурылин дружил с С. М. Соловьевым, племянником знаменитого философа Вл. С. Соловьева и внуком историка С. М. Соловьева. Оба они занимались поэзией и ритмом под руководством Андрея Белого (Сергей Михайлович Соловьев был близким другом Бориса Бугаева (Андрея Белого) и одновременно родственником и другом Александра Блока).

Дурылин общался с Вячеславом Ивановым, был другом музыкантов Метнеров. С Николаем Метнером Дурылин переписывался также и после его эмиграции в Германию. С Эмилем Метнером ездил по среднерусским городам (Ростову, Ярославлю) и вслушивался в колокольные звоны. Дурылин сотрудничал с издательством «Мусагет» и лично знал В. Я. Брюсова.

Если в начале XX столетия МРФО памяти Вл. Соловьева финансировала миллионерша и меценатка культуры Маргарита Кирилловна Морозова, жена купца Михаила Морозова и урожденная Мамонтова, то в 50-е годы того же века уже Дурылин выплачивал М. К. Морозовой ежемесячную пенсию из собственных, вовсе не столь значительных средств. Бывшая миллионерша, брошенная на произвол судьбы сыном, знаменитым шекспироведом М. М. Морозовым, последние годы своей жизни страшно нуждалась (вспомним знаменитый портрет Мики Морозова В. А. Серова; из этого чудесного кудлатого младенца впоследствии и вырос шекспировед, по каким-то причинам отказавший матери в материальной помощи, и тогда заботы о ней взял на себя Дурылин).

Другом Дурылина был художник М. В. Нестеров, месяцами живший в болшевском доме Дурылина. Он написал портрет Дурылина «Тяжелые думы», специально для Дурылина сделал этюд головы отрока Варфоломея с картины «Видение отрока Варфоломея», и этот этюд до сих пор висит в болшевском Мемориальном Доме-музее С. Н. Дурылина. Дружеские беседы с М. В. Нестеровым стали импульсом для написания нескольких книг о художнике. Биографическая книга Дурылина о Нестерове (вышедшая после смерти Дурылина в серии «Жизнь замечательных людей») – непревзойденный художественный и искусствоведческий труд. В доме Дурылина гостили художники Рафаил Фальк, Федор Булгаков, сын философа и священника Сергея Николаевича Булгакова, эмигрировавшего во Францию. Федор Булгаков, женившийся на дочери Нестерова, в отличие от отца-философа, остался в России. Знаток русской иконописи, Дурылин на равных общался с художниками братьями Кориными.

Дурылин хорошо знал отца Павла Флоренского. Он был близким другом В. В. Розанова, особенно в последние дни его жизни в Сергиевом Посаде. Он хоронил Розанова и оставил подробную летопись дней его кончины. Дурылина хорошо знали и ценили монахи Оптиной пустыни, он был духовным сыном одного из последних Оптинских старцев отца Анатолия (Потапова). Сделавшись священником, он служил под началом ныне канонизированного отца Алексея Мечёва в московской церкви Николы в Клённиках на Маросейке, за что был трижды отправлен советским режимом в ссылку – в Челябинск, Томск и Киржач.