От Дубно до Ростова
Шрифт:
«29 июня. Оборона Рудно-Лапаювка. В 10.00 атака частей особой берлинской дивизии. Уничтожено 240 мотоциклистов, 10 танков, до 2 батальонов пехоты» [238] .
9–я танковая была, правда, не берлинской, а венской, созданной из частей, формировавшихся в Австрии. Командовал ею австриец Альфред Риттер фон Хубицки.
У Острога по 11 танковой дивизии немцев продолжала молотить советская авиация:
«Никогда еще в своей истории не приходилось 15 танковому полку сносить на себе столько ударов вражеской авиации, как здесь рядом и в самом Остроге. И даже наши зенитные пушки, которые все чаще обстреливали самолеты врага, не могли остановить русских с их постоянными воздушными атаками, число которых возрастало до 80 раз в день» [239] .
238
М —
239
Schrodek G. W.Op, cit. S. 134.
С северо-востока части 11 танковой дивизии несколько раз атаковал 381–й мотострелковый полк 109–й моторизованной дивизии, занимавший западный берег реки Горынь в районе Розваж и Бродивское, севернее Острога.
Если попытаться окинуть взглядом огромное пространство, на котором развернулось приграничное сражение Юго-Западного фронта, то вечером 29 июня мы увидим следующую картину. В построение войск фронта в полосе 5–й и частично 6–й армии был вбит гигантский клин, точнее, трапеция. Основание трапеции, на линии от Киверец до Брод, имело ширину до 70 км. В высоту трапеция тянулась к востоку на глубину 90–100 км до реки Горынь. Верхнее основание трапеции составляли 11 и 13 танковые дивизии, вышедшие к реке Горынь на фронте до 40 км. По северной образующей трапеции советским командованием было решено нанести удар силами 5–й армии. Решение командующего армией М. И. Потапова предусматривало нанесение ударов 9, 19 и 22–м механизированными корпусами в общем направлении на Млынув, населенный пункт в 15 км северо-западнее Дубно. 9–й механизированный корпус должен был нанести удар на глубину до 40 км от Клевани до Млынува. 19–й механизированный корпус должен был наступать южнее Ровно в том же направлении. Дивизии 9–го и 19–го механизированных корпусов были сильно измотаны. Например, 29 июня в 85–м танковом полку 43–й танковой дивизии имелось 25 танков Т–26, в 86–м танковом полку — 35 Т–26 и один Т–34. М. И. Потапов это прекрасно понимал и потому решил ввести в бой 22–й механизированный корпус. Ядро 22–го механизированного корпуса составляла 41–я танковая дивизия, до этого участвовавшая в боях лишь отдельными частями. На 30 июня она насчитывала 106 танков Т–26, 16 танков КВ и 12 орудий. 19–я танковая дивизия понесла большие потери в сражении у Войницы и 30 июня имела в своем составе всего 16 танков Т–26. 215–я моторизованная дивизия 22–го механизированного корпуса также успела понести потери в боях первых дней войны и имела всего 15 танков и 12 орудий. 22–й механизированный корпус должен был нанести удар в направлении Млынува с утра 1 июля, сосредоточившись в районе Гиниш — Сильно — Карпиловка (населенные пункты у Цумани, примерно в 40 км севернее Млынува). Время для нанесения удара было выбрано исключительно удачно: внимание немцев было приковано к району Дубно и оборона северного фланга наступления была значительно ослаблена. Но удар был спланирован в отрыве от общей стратегии фронта и даже в случае успеха не мог получить развития.
В ночь на 30 июня хлынул дождь, словно занавес опустившись над драмой приграничного сражения Юго-Западного фронта. Дождь лил без остановки всю ночь, смывая пыль и копоть с одушевленных и неодушевленных участников боев. С «безлошадных» танкистов, сидящих в окопах в качестве пехотинцев с пулеметами ДТ в руках, последней памятью о боевой машине. С застывших, словно статуи диковинных птиц, самолетов на брошенных аэродромах. Ливень безучастно сыпал капли воды на проплешины сгоревшей травы с исковерканными крыльями и килями, отмечавшие место гибели «пешки», СБ или Хейнкеля. На неподвижные танки с распахнутыми люками и изъеденной снарядами броней. На опрокинутые в кювет «полуторки» и «сталинцы». На раздавленные гусеницами «оппели» и «бюссинги». Идущие пешком, сидящие в окопах и ехавшие на танках и автомашинах под дождем люди чувствовали себя попавшими в какой-то гигантский механизм, вместе с шестернями которого они перемещались с места на место. Марши, бои, отходы для солдат и командиров сливались в сплошную мешанину событий, непонятную и потому пугающую.
30 июня. Общий отход.Уже в течение трех дней между отброшенными к реке Горынь фронтом обороны 5–й армии и группы М. Ф. Лукина и дивизиями 36–го стрелкового корпуса южнее Дубно зияла пустота, которой не воспользовалась ни та ни другая сторона. Ни рейда кавалерийской дивизии по немецким тылам, ни поворота немецкой ударной группировки на юг не последовало. Почти полсотни километров от восточных окраин Дубно до позиций 11 танковой дивизии у Острога все еще не были заняты ни немецкими, ни советскими войсками. Конечно, часть этого промежутка представляли собой Кременецкие горы, малопригодные для боевых действий. Но к югу от Острога было «окно», которое, по мысли командования Юго-Западного фронта, могло заполниться колоннами
Попытка вывести механизированные корпуса из боя в резерв командования фронта не соответствовала ни обстановке, ни реальным задачам отходящих на восток соединений 6–й армии. Если опорой дивизий 6–го стрелкового корпуса был 4–й механизированный корпус, то опорой отходящего 37–го стрелкового корпуса стали танки 15–го механизированного корпуса. Потрепанная в боях 37–я танковая дивизия корпуса 30 июня была втянута в арьергардные бои 141–й стрелковой дивизии. Контратаками танков дивизия ликвидировала все попытки немцев вклиниться на фланги дивизии и помешать ее планомерному отходу.
Еще более трудной задачей был выход в резерв для 4–го механизированного корпуса. Соединения корпуса в последние дни июня фактически имели свою полосу обороны в построении 6–й армии. Вывод корпуса из боя означал появление бреши во фронте обороны 6–й армии. Поэтому приказ на вывод в резерв фронта означал для 32–й танковой, 81–й моторизованной дивизий и 8–го мотострелкового полка 8–й танковой дивизии продолжение отхода на восток по Золочевскому шоссе. В районе Золочева в состав 6–й армии уже не номинально, а фактически входил 37–й стрелковый корпус, и у 4–го мехкорпуса появилась возможность выйти из боя.
Эффективная помощь танкистов отходящим стрелковым дивизиям днем 30 июня в который раз получила высокую оценку противника:
«Темпы преследования в ходе наступления 17–й армии не оправдали ожидания командования группы армий, главным образом по причине продолжающихся упорных боев с арьергардами противника, поддерживаемых механизированными частями» [240] .
Но если танкисты и мотострелки 4–го и 15–го механизированных корпусов могли содействовать арьергардным боям отходящих стрелковых дивизий, то прикрыть отход эффективным воздушным «зонтиком» было очень трудно. Растянувшиеся на десятки километров колонны повозок и автомашин постоянно бомбардировались немецкой авиацией. Исполняющий обязанности командира 15–го механизированного корпуса полковник Ермолаев написал в своем отчете красноречивые слова:
240
ЖБД ГА «Юг». С. 101.
«Особенно жестоко бомбардировалось шоссе восточнее Золочева, которое все забито горящими автомашинами бесчисленных колонн» [241] .
Вторит ему и Ефим Пушкин, командир 32–й танковой дивизии:
«В самом Золочеве и на окраинах части дивизии подверглись интенсивной бомбардировке и обстрелу авиации противника» [242] .
Отходившие войска двигались через настоящий ад, через череду горящих, взрывающихся автомашин, взрывы бомб, леденящий душу рев двигателей «Хейнкелей» и «Юнкерсов». Нельзя сказать, что эти удары были совершенно безнаказанными, советским истребителем 30 июня был сбит над Золочевом Не–111 55 бомбардировочной эскадры. Но один сбитый при десятках налетов и тоннах сброшенных бомб был каплей в море. В центре огненного апокалипсиса работал переместившийся в Золочев штаб командующего 6–й армией И. Н. Музыченко. Оценивая работу командования армии, не нужно забывать, в какой обстановке принимались решения. Самому И. Н. Музыченко тоже пришлось проделать путь по огненной дороге смерти из Золочева в Тарнополь при перемещении штаба армии.
241
Сб. боевых документов Великой Отечественной войны. Вып. 36. С. 264.
242
Там же. Вып. 33. С. 184.
В поисках стержня, идеи дальнейшего ведения боевых действий командование Юго-Западного фронта обратилось к простому и понятному всем, от генерала и солдата, символу — «старая граница». Не добившись решительных результатов в контрударах механизированными корпусами, руководство фронта стало искать спасения в переходе к пассивной стратегии. В воздухе витала мысль об отходе на старую границу. Вечером 30 июня отход на старую границу был санкционирован из Москвы, и в штабе Юго-Западного фронта вздохнули с облегчением.
Директива Ставки Верховного Главнокомандования за подписями Сталина, Жукова и Тимошенко гласила:
«1. Противник после упорных боев овладел подвижными частями районом Дубно и стремится развить успех в восточном направлении.
Одновременно крупные силы противника сосредоточились в северо-восточной части Румынии, угрожая флангу Юго-Западного фронта. До мехкорпуса противника прорвалось в район Бобруйска.
2. Армии Западного фронта организуют оборону на рубеже укрепленных районов Полоцка, Минска, Мозыря. Граница с ним прежняя.