От двух до пяти
Шрифт:
– Где же голуби?
– Они в домике.
Андрюша Румянцев (2 г. 10 мес.) заинтересовался плавающим в речке бревном. Ему очень хочется подбежать к нему ближе, но его не пускают туда.
Неподалеку от бревна на берегу собачонка, которая нисколько не интересует Андрюшу.
– Марина, правда, хорошая собачка?
– Да. Очень!
– Чудесная собачка! Нет, ты только подумай, какая собачка! Я побегу к ней - такая хорошая!
О бревне ни единого слова.
Мать собралась
– И ты уедешь?
– говорит она матери.
– Ты можешь уехать от бедного, больного маленького мальчика?
Когда же она узнает, что мать намерена взять и ее, она мгновенно сбрасывает маску:
– Не такой уж он маленький и не такой уж больной! И вообще он большой. И притом здоровый.
К чести Тани, необходимо сказать, что, в отличие от взрослых, она сама не замечает своего лицемерия.
– Мама, хлеба!
– Подожди, скоро обед.
– Ну дай моей кукле Маше.
Получив для куклы кусочек хлеба, четырехлетняя Галя сразу кладет его в свой собственный рот.
– Что же ты делаешь?
– Пробую, не горячий ли хлеб: чтобы Маша не обожгла себе ротика.
Я думаю, такому лукавству мог бы позавидовать любой иезуит.
Двухлетняя Зоя не хочет, чтобы дети, пришедшие в гости, играли ее игрушками. Ради этого она прибегает к таким измышлениям:
– Куклу нельзя трогать: кукла больна. Мишку тоже нельзя: он кусается.
Откуда в ней это лукавство? Растет она в очень правдивой семье, не выносящей никакого криводушия.
А совсем недавно та же Зоя, уже достигшая четырехлетнего возраста, громко за столом произнесла непонятную фразу, услышанную ею по радио:
– Антифашистская демонстрация в Греции.
– Что это, по-твоему, значит?
– спросила у нее удивленная тетка.
Вместо того чтобы откровенно признаться, что вся фраза недоступна ее пониманию, Зоя уличает в непонимании тетку:
– Ты не знаешь, что это значит? Папа, да объясни ты ей, пожалуйста, а то мне стыдно, что она не знает.
Родители запретили Ирочке просить у посторонних людей угощения. Ирочка пришла к соседям в гости. Стол еще не накрыт. Ирочка с невиннейшим видом:
– Когда я была у вас в прошлый раз, вы угощали меня конфетами.
IX. ПРОДОЛЖАЮ ПРИСЛУШИВАТЬСЯ
В виде дополнения к настоящей главе привожу без всяких комментариев пестрые записи о речах и поступках детей, сделанные мною и моими друзьями главным образом в последнее время.
Надеюсь, что внимательный читатель и сам прокомментирует их - на основе предыдущего текста.
Сенсационные
– Папа, ты знаешь, оказывается: у лошадей нет рогов!
– Мама, ведь правда, домовых нет, а есть только домоуправы?
– Володя, знаешь: у петуха нос - это рот!
– Знаешь, папа, у всех зверей спина наверху, а живот внизу!
– А плохо быть птичкой: захочешь поцеловать маму - и уклюнешь ее.
– Когда конфету держишь во рту, она вкусная. А когда в руке невкусная.
– А из замужа обратно выйти можно?
– Вовка меня по-деревянному сегодня обозвал.
– Как это?
– Он сказал: сучка.
Люда Плеханова трех лет:
– А мы по радио слушали песню кувшини!
Люда спутала кувшин и графин, - то была ария графини из "Пиковой дамы".
– Я спала, а баба ушла, а тут такой крик стоял...
– Кто же кричал?
– Да я.
– Лена, куда ты! Постой! Не надо показывать собачке, что ты ее боишься.
Лена, убегая:
– А зачем я ей буду врать, если я ее и вправду боюсь?
– Юбка - это когда две ноги в одну штанину.
О портрете Гончарова:
– Он уже умер, да? А кто же теперь его заместитель?
Жена филолога ласкает четырехлетнего сына:
– Ах ты, мусенька, дусенька, пусенька.
Сын:
– Мама, не кривляй русский язык!
– Это не настольная игра, а настульная. Ведь я же играю не на столе, а на стуле.
Отсидела ногу.
– У меня в ножке боржом!
– Как же ты упал с кровати?
– А я ночью спал-спал и на себя не смотрел, а потом посмотрел на кровать и вижу: меня там нет.
Неистребимая страсть к похвальбе.
– А мой папа храпеть умеет!
– А у нас на даче столько пыли!
Соседский Саша так гордился живущими в его постели клопами, что пятилетний Антоша Иванов (с которым мы уже познакомились на предыдущих страницах) заплакал от зависти:
– Хочу, чтобы у меня были клопы!
– Вот ты говоришь - чудес не бывает. А разве это не чудесо, что вишни в одну ночь зацвели?
– Звезды очень далеко. Так откуда же люди знают, как их зовут?
– Рыба мрыть (умирать) не умеет; у нее головы нету. Только глаза на животе и хвост.
– Как рубану человека!
– Как же это можно рубануть человека?
– Не человека - буржуя!
– Тетенька, вы очень красивая.
– Да что же во мне красивого?
– Очки и тюбетейка.
– ...Жили-были царь и царица, а у них был маленький царёныш.
– Кто красивее - папа или мама?
– Не буду вам отвечать, потому что не хочу обижать маму.
– Достань мне луну, хоть надкушенную!