От Гринвича до экватора
Шрифт:
Некоторые газеты и радиоголоса попытались, правда, все переиначить: мол, голос поднимают не западные европейцы, а… Москва. Французская «Орор» высказалась следующим образом: «Девятый вал подрывной деятельности Кремля накрыл пацифистов».
Подобными пассажами дело не ограничилось. Налицо «дифференцированный подход». Если ты военный — тебя зачисляют в предатели, если верующий — доказывают, будто твои заявления противоречат религиозным принципам, если член социал-демократической партии — объявляют оппортунистом, ведь ты встал в одну колонну с коммунистами.
Ну а с «зачинщиками беспорядков» вообще все ясно, они —
Впервые эту пластинку прокрутили в лондонской палате лордов. Обычно во время заседаний почтенные депутаты дремлют на диванах. Но когда однажды был поднят вопрос о «поддержке Москвой антивоенного движения», лорды очнулись от летаргии. Они стали вскакивать с мест, размахивать руками, кричать. Казалось, депутаты вот-вот сбросят свои одеяния и пойдут врукопашную против пацифистов.
До рукопашной дело не дошло, однако потоки грязи на нашу страну были вылиты. Впрочем, лордам это разрешается, согласно английскому законодательству их нельзя привлечь к суду за клевету.
«Утка» быстро перелетела Ла-Манш. И вот на берегах Сены появился фильм ужасов. В нем нет Дракулы или Франкенштейна, на смену вампирам пришли… красные. Их полчища вторгаются в Западную Европу (эти жуткие события происходят в 1985 году) и творят немыслимые злодеяния. Франция, в отличие от своих соседей, оказывает сопротивление ордам с Востока. Из Парижа в Вашингтон спешит делегация, чтобы обсудить совместную стратегию обороны. Но в аэропорту ее встречают сто тысяч пацифистов. Ими командуют, естественно, агенты Москвы. Пацифисты, скрежеща зубами от ярости, набрасываются на делегацию…
Однако ложь, как известно, не в состоянии остановить ход времени. Я был на самой грандиозной в истории Австрии демонстрации. Мы с Томасом Шенфельдом слышали в тот день с разных сторон: австрийцам нужны не ракеты и бомбы, а работа, кусок хлеба, крыша над головой.
Да, у Австрии предостаточно проблем, хотя римский папа Павел VI и назвал ее «островом счастливых». Вообще она сложная, многоликая и противоречивая страна. Убедиться в этом нетрудно на примере столицы. Где еще на Западе есть такое созвездие театров, как Венская опера, «Фольксопер», Бургтеатр, и такое количество памятников выдающимся музыкантам (дипломатам, полководцам)! Но этот город искусства, воспетый в музыке Моцарта и Бетховена, в произведениях Стефана Цвейга и Рильке, знакомый нам по фильмам и опереттам, живет непростой трудовой жизнью. Он работает: там и тут дымят трубы заводов. Он старается избежать неурядиц, хотя это не очень получается: растут цены, разоряются все новые фирмы.
Однако в других западных странах небосклон еще мрачнее. Сравнительное благополучие республики объясняется ее широкими международными связями. В том числе с социалистическими государствами.
Одни этим горды, а другие испытывают ярость и злобу. На ком отыграться? И в прессе появляются подстрекательские призывы: «Надо арестовать Шенфельдов, они — шпионы Москвы». Обыватели клюют на эту удочку: перестают здороваться с Томасом и Мариа, бросают им в лицо оскорбления.
И этим дело не ограничивается.
Как-то утром их разбудил звонок в дверь. Томас открыл, на пороге — полицейские. Они предъявили ордер на обыск и почти два часа рылись в вещах, перетряхивали белье.
— Что вы стараетесь найти? — не выдержала Мариа.
— Вы прячете оружие! — рявкнул полицейский. — Такие, как
Они, конечно, ничего не нашли. Но, уходя, пообещали:
— Мы еще до вас доберемся.
Спустя неделю Шенфельда вызвал к себе ректор университета. Он долго рассуждал о том, с каким уважением администрация относится к профессору и его заслугам, а потом произнес:
— Однако сейчас из-за острой нехватки средств нам придется произвести сокращение штатов. Кое-кто в администрации настаивает, чтобы мы избавились от вас. Мотивируют это вашими политическими взглядами. Я, честно признаться, нахожусь под сильным нажимом.
— Решайте так, как сочтете нужным, — ответил Томас. — Учтите лишь одно: я не продаюсь.
— Думаю, что обе эти беседы были спланированы заранее, — говорит мне Шенфельд.
Уволить видного профессора не решились. Но однажды в университетском дворе его избили. Через час раздался телефонный звонок. Мариа сняла трубку и услышала: «Теперь очередь за тобой».
Тем не менее они не изменили своим убеждениям. Знаете, куда мы первым делом направились, когда Томас и Мариа предложили мне посмотреть Вену? Нет, не к дворцу Хофбург, который семь столетий Принадлежал династии Габсбургов, а ныне — музей и одновременно резиденция президента Австрийской Республики. И не к другому дворцу — Шенбрунн. И не в великолепный парк Бельведер, метрах в ста от дома Шенфельдов.
Томас и Мариа привезли меня на Шварценбергплац. На площади в окружении стройных серебристых елей стоит русский парень в солдатской каске, с автоматом на груди. В его руке древко нашего знамени. Он смотрит на город с высоты своего постамента, на котором высечены имена павших в апреле сорок пятого.
Вена первой из европейских столиц попала в фашистское рабство. Семь лет гитлеровцы терзали ее, как и всю страну. Шестого апреля сорок пятого года Советская Армия начала штурм Вены. Бои шли днем и ночью, шли за каждый дом.
Бонн. Дом, где родился Бетховен
Пожар охватил собор святого Стефана. Это ажурное готическое сооружение с остроконечными башнями — символ столицы, оно запечатлено чуть ли не на каждой второй картине австрийских художников. Советские солдаты бросились тушить огонь. Кое-кто остался лежать, сраженный вражеской пулей, но собор уцелел. На его стенах и сегодня следы от снарядов. Удалось спасти и парламент — белоснежный, с золотистыми колоннами, построенный в стиле греческих храмов, и Оперу, и ратушу.
Двадцать восемь тысяч советских воинов погибли, освобождая Вену. И Вена благодарна им. У ног бронзового солдата всегда венки и живые цветы.
— Ваши солдаты отдали жизнь за Австрию, за наш город, и мы не забываем о них, — твердо говорит Томас. — Мы сделаем все, чтобы вокруг собора святого Стефана больше никогда не гремели выстрелы.
Перебираю в памяти встречи, листаю блокноты. Скольких людей сажают под полицейский «колпак», запугивают, шантажируют! Но, пожалуй, самое сильное впечатление произвела на меня судьба Клауса Диля, он по сей день стоит перед глазами будто живой.