От Ханаана до Карфагена
Шрифт:
Активное вторжение в Центральное Средиземноморье привело карфагенян к необходимости урегулировать свои отношения с соседями, в первую очередь с этрусками, в том числе с городом Цере. К этому времени Цере был уже значительным городом и находился в довольно тесных контактах с Карфагеном. В Карфагене, в частности, обнаружено могильное сооружение с цилиндрической колонкой церетанского типа (Pallottino, 1964, 114), а в Цере — карфагенские антропоморфные стеклянные сосуды с фигурой египетского бога Хапи (Ferron, 1972, 190). О связи двух городов говорит название одной из церетанских гаваней — Пуническая. В другой гавани — Пиргах — были найдены золотые таблички на финикийском и этрусском языках с посвящением богине, которая в финикийском тексте именуется Астартой, а в этрусском — Уни-Астартой. То, что церетанский царь (или тиран) Тефарие Велианас почитал карфагенскую богиню и оставил посвященную в ее честь надпись, свидетельствует о тесной связи Цере с Карфагеном, как и наличие на церетанской территории синкретического культа Уни-Астарты. Надписи эти датируются около 500 г. до н. э. (Briquel, 1999, 97). Однако, учитывая необходимость
Восточные памятники, доставляемые в Этрурию карфагенянами, встречаются и в других местах этой области (Залесский, 1962, 520–521; Mac IntoshTurfa, 1977, 368–374).
Положение осложнилось, когда в 60-х гг. VI в. до н. э. фокейцы попытались укрепиться в центре Средиземноморья, основав свою стоянку Алалию на восточном берегу Корсики (Her. I, 165). Алалия была расположена на важнейших торговых путях, связывающих Африку и Галлию, Италию и Галлию, Италию и Испанию (Jehasse, 1973, 12–16). По-видимому, создание Алалии имело целью утвердиться на этих важных морских дорогах Тирренского моря. Не исключено, что тогда же фокейцы сделали попытку обосноваться и на южном берегу Сардинии недалеко от карфагенского Калариса (Morel, 1975, 863).
Усиление фокейцев угрожало как некоторым этрусским городам, в том числе Цере, так и карфагенянам. Оно заставило тех и других теснее сплотиться и, видимо, дало толчок к тому, чтобы закрепить уже существующие торговые связи специальными соглашениями, прибавив к ним трактаты о взаимных гарантиях своих сограждан и договоры о военном союзе (Arist. Pol. III, 5, 10, 1280а, 36–37).
Позиции обеих сторон еще более сблизились в начале второй половины VI в. до н. э. Около 540 г. до н. э. Фокея попала под власть персов, но перед этим ее жители покинули город и отплыли на запад. Правда, скоро часть фокейцев, истосковавшись по родине, вернулась, но другие переселились в Массалию и Алалию (Her. I, 164–166; Strabo VI, 1, 1). Прибытие в Алалию значительного количества беженцев из Малой Азии изменило характер поселения, которое из якорной стоянки превращалось (или могло превратиться) в важный торговый и политический центр в этом регионе. Это вызывало страх и ненависть как карфагенян, так и этрусков, особенно церетан. Началась новая война между карфагенянами и фокейцами, и на этот раз союзниками первых выступали этруски.
По словам Геродота (1, 166), карфагеняне и этруски начали войну с фокейцами на основе «общего решения». В объединенный флот союзники выставили по 60 кораблей. Это сообщение историка может свидетельствовать о наличии предварительного решения и о стремлении подчеркнуть равенство сторон. Возможно, что сама цифра судов была предложена карфагенянами, ибо в финикийских эскадрах обычно было 60 или кратное этому число кораблей (Rebuffat, 1976, 74). В морской битве при Алалии приблизительно в 535 г. до н. э. греки одержали победу, но фактически потеряли весь свой флот (из 60 кораблей 40 погибло, а остальные стали небоеспособными). В результате фокейцы были вынуждены покинуть Корсику и перебраться в италийский Регий, а затем они основали город Элею в Италии (Her. I, 166–167). Эта битва способствовала более четкому разграничению сфер влияния в районе Тирренского моря (Hoffmann, 1972, 344–345). Сардиния попадает в карфагенскую сферу. Если греческие поселения здесь до этого и существовали, то теперь они должны были исчезнуть. Карфагеняне укрепляются в Южной и Юго-Западной Сардинии, а затем начинают проникновение и во внутренние районы острова (Ваггесса, 1974, 1–6). Значительное сокращение этрусского и греческого импорта в Сардинии во второй половине VI в. до н. э. показывает, что это было очень неспокойное время, соответствующее, вероятно, карфагенскому завоеванию значительной части острова (Moscati, 1989, 134).
Приблизительно через двадцать лет после битвы при Алалии Карфагену пришлось еще раз столкнуться с эллинами, но на этот раз в Африке. Спартанский царевич Дориэй попытался обосноваться у реки Кинип немного восточнее Лептиса, т. е. на самой территории Карфагенской державы (Her. V, 42). По словам Геродота, путь спартанцам указали жители Феры, метрополии Кирены. А Саллюстий (lug. 79, 3–4) рассказывает о длительной войне между Карфагеном и Киреной. Поэтому вполне возможно, что и экспедицию Дориэя надо рассматривать как один из эпизодов карфагено-киренской войны (Шифман, 1963, 85). Судя по рассказу Геродота, местные племена, ливийцы и маки, т. е. те же максии, о которых он упоминает немного выше, выступали вместе с Карфагеном как его союзники. Эта война закончилась миром, закрепившим за карфагенянами большую часть спорной территории (Sal. lug. 79, 4–10).
Греки угрожали карфагенянам и к западу от их города. Гекатей (F Gr Hist., fr. 343) упоминает ионийский город Кибос, расположенный, возможно, недалеко от Гиппона Акры. Приблизительно в том же месте Псевдо-Скилак (111) упоминает Питиусскую гавань и рядом с ней остров с городом Эвбеей. Речь, вероятно, идет о попытке греческой колонизации в районе современного Туниса (Treidler, 1959, 257–283). Упоминание Кибоса Гекатеем говорит о том, что эту попытку надо отнести к VI в. до н. э. Псевдо-Скилак, чей перипл составлен около середины IV в. до н. э., этот город не упоминает, но подчеркивает, что все африканское побережье вплоть до Столпов Геракла, включая упомянутые им Питиусскую гавань и Эвбею, подчинено карфагенянам. Видимо, к тому времени греки были из этого района вытеснены, а Кибос разрушен. Но до конца VI в. до н. э. обосновавшиеся здесь греки могли представлять вполне реальную угрозу.
Приблизительные границы Карфагенской державы в конце VI в. до н. э. можно представить на основании первого
Итак, судя по этому договору, под властью Карфагена находились Сардиния (по крайней мере, она признавалась карфагенской), часть Сицилии и побережье Африки к юго-востоку от Карфагена вплоть до так называемых Филеновых алтарей к востоку от Лептиса. Кроме того, господство Карфагена распространялось на его отдельные колонии на африканском побережье к западу от города и на Эбес.
К концу VI в. до н. э. карфагеняне вновь вступили в борьбу с греками. На этот раз военные действия разворачивались, по-видимому, одновременно на двух направлениях: в Сицилии и в районе Испании. Начало войн на сицилийской земле связано с именем того же Дориэя, с которым совсем недавно карфагеняне столкнулись на побережье Африки. Геродот (V, 43–48) рассказывает, что после неудачной африканской авантюры спартанский царевич с теми же людьми отплыл в Сицилию, чтобы обосноваться в ее западной части, в районе Эрика, т. е. между финикийскими городами Панормом и Солунтом. По пути он вмешался в войну между Кротоном и Сибарисом, закончившуюся разрушением последнего. Это сообщение дает дату новой авантюры Дориэя — 510 г. до н. э. Попытка греков утвердиться в западной части Сицилии вызвала резкий отпор как финикийцев, так и элимов из Эгесты. Возможно, что последние даже стали непосредственными инициаторами выступления против греков (Will, 1972, 224). Ко времени совместного выступления против Дориэя последний уже успел основать город Гераклею (Diod. IV, 23, 3), который довольно быстро вырос и поставил под угрозу политические и, по-видимому, экономические интересы финикийцев, так что те с охотой откликнулись на инициативу элимов. В результате Дориэй был убит, а Гераклея разрушена. В войну вмешались, по словам Юстина (XIX, 1, 9), другие народы Сицилии, под которыми явно надо понимать греческие полисы острова (Berard, 1953, 264). Развернулась длительная война, в которой эллины не раз одерживали победы. В это время в Карфаген прибыли послы персидского царя Дария, который на основании своего господства над Тиром считал себя и верховным повелителем Карфагена. Царь потребовал от карфагенян отказаться от человеческих жертв, погребения трупов и поедания собак, а главное — оказать ему помощь в планируемой войне с треками. Карфагеняне якобы приняли запреты, но от оказания помощи решительно отказались (lust. XIX, 1, 10–13). Да и запреты были приняты лишь для вида, ибо до самого конца своей истории карфагеняне практиковали и трупоположение, и человеческие жертвы. Карфаген еще раз утвердил свое независимое положение по отношению к ситуации на Востоке. Он был слишком занят сицилийскими делами, чтобы направлять контингенты в армию персидского царя.
Гибель Дориэя была использована греком Гелоном как повод к войне против карфагенян под лозунгом мести за убийство эллина (Her. VII, 158). Этот Гелон стал тираном сначала Гелы и некоторых других греческих городов Сицилии, а около 485 г. до н. э. захватил важнейший и крупнейший греческий город острова — Сиракузы. По словам Полиэна (I, 27, 1), именно для войны с карфагенянами Гелон был избран стратегом, что он и использовал для захвата власти. Гелон стал властителем Гелы около 491 г., а Сиракуз — около 485 г. до н. э. (Kiechle, 1979, 729). Видимо, в эти годы и началась большая война в Сицилии.
В точности исход этой войны или кампании неизвестен. На западе острова перевес все же остался за финикийцами. Единственный оставшийся в живых спутник Дориэя Эврилеонт с остатками армии попытался стать тираном города Селинунта, предварительно захватив селинунтский город Миною, но был убит (Her., V, 46). Союзник Гелона тиран Акраганта Ферон изгнал из Гимеры ее тирана Терилла, на помощь которому пришел властитель Регия Анаксилай, и они вместе выступили против Гелона и Ферона. Терилл был связан гостеприимством с карфагенянином Гамилькаром, сыном Магона (Геродот ошибочно называет его Ганноном), с которым заключил союз и Анаксилай (Her. VII, 165). Это давало Карфагену удобный повод для возобновления военных действий против сицилийских греков. Угроза могла быть настолько серьезной, что Гелон, если верить речи, которую ему приписывает Геродот (VII, 158), даже обращался за помощью к балканским эллинам.