От имени Земли
Шрифт:
– Хорошо, Раш. Договорились. Действуем по-твоему. Сюрпризов не будет, обещаю, – Айк улыбнулся. Не ожидали, что маленькая индианка окажется такой большой занозой, мистер Кинг?
– Замечательно. А так как у нас есть ещё время, давай обсудим свадьбу Криса и Мичико! Эти разговоры меня заводят! – засмеялась Раш, развернулась и укусила Айка за плечо.
Глава 21. Мари Нойманн
В животе больше не порхали бабочки. В каком-то смысле некоторые слова и поступки Димы отрезвили её. Однако, она почувствовала большее. Вместо девичей влюблённости и юношеской дури в их
Когда разбуженный утром Дима бросился работать, чтобы найти Шана, он уже стал другим. Словно её мозг мог по-прежнему управлять его исцелением. На сей раз психологическим. И когда Волков рванул вместе с Айком пешком по безжизненной пустыне Марса прямо в неизвестность, то повёл себя по-мужски. Он не хотел возвращаться без Чжоу, в чём проявлялось не отчаяние юнца, но раскаяние взрослого человека, которого Мари и полюбила. Дима придумал, как найти Шана. Всё, что он сделал в этот день, сотворило из него нового человека. Или вернуло старого, просто учившегося на своих же ошибках. Их бурная влюблённость, которая могла привести к отношениям, построенным чисто на животном влечении, прошла так же быстро, как и возникла. Но уступила место настоящему чувству. Интересно, наноботы тоже поучаствовали в этом?
– Дима, как ты думаешь, наши наноботы ещё при нас? Они как-то связывают наши сознания? – спросила девушка.
Она уютно свернулась в кресле в дежурке, забравшись на него с ногами и скинув обувь. Дима сидел рядом, откинувшись на стуле и по-американски забросив ноги на стол, и тоже думал о чём-то своём. Видимо, даже молча они находились на одной волне, поскольку вопрос не застал его врасплох.
– Не знаю. Но если и так, как мы поймём, какие мысли собственные, а какие принадлежат другому человеку?
Хороший вопрос. Будучи физиком, Мари прекрасно понимала, что любой мысленный эксперимент, поставленный внутри замкнутой системы, не будет способен выявить какие-то силы, действующие на неё снаружи. То есть как мы не способны заметить колоссальную скорость движения солнечной системы в галактике, так же мы не в состоянии отличить сигналы своих нейронов от искусственных подделок. Сознание фиксирует мысли – логические плюсы и минусы миллиардов связей, образованных в мозгу, но какие изменения вносят маленькие тела, сообщающиеся друг с другом, а какие есть результат накопленного опыта и выстроенных схем памяти, нам не дано понять.
– Раз мы не можем доказать обратного, следует предположить, что влияние имеется, – неспешно произнесла Мари. – Интересно другое: будет ли эта связь сохраняться на расстоянии или в изолированном помещении? Если вдруг мы когда-то окажемся далеко друг от друга, не наступит ли момент просветления, и не поймем ли мы, что всё это было лишь программированием поведения друг друга в угоду себе?
– Давай не будем проводить эксперимент сейчас? – улыбнулся Дима. – Мне не хочется уезжать за десятки километров, как Шан, чтобы проверить твою гипотезу.
Чжоу простил его. И более того, сам
– Дима… – она взяла свой планшет и начала открывать на нём почту, – хочу с тобой поделиться. Мне сегодня пришло письмо. Тут была суета, и я не сразу прочла. Пишет мне некто Генрих Ланге…
– Ланге?! – лицо Волкова вытянулось. Интересно, почему он так отреагировал?
– Да, Ланге. Ты его знаешь?
– Вообще-то нет, но это имя для меня не пустой звук, – ответил он. – Ты продолжай, я потом тебе объясню.
– Хмм, ну ладно. В общем, пришло письмо, в котором изложена любопытная теория. Ланге – немецкий профессор социопсихологии, а ты знаешь, какие немцы прекрасные психологи. Так вот, он работает сейчас в контактном центре…
– С Артуром Уайтом, – кивнув, продолжил за неё Дима.
– Откуда… Впрочем, ладно, объяснишь потом. Так вот, на основании наших переговоров они составили теорию и решили прислать её мне.
– Не только тебе, Мари. Я тоже получил письмо, от профессора Уайта.
– Ого, значит ты уже знаешь, как достигнуть Согласия? – обрадовалась девушка. – А со мной поделиться собирался?
Вот тут на лице Волкова отразилось удивление и растерянность.
– Вообще-то, не знаю. Он не писал об этом. В письме, отправленном мне, пока я был в коме, описана теория о том, что жизнь эволюционирует по единым законам с заложенной первоначально целью, и наша цивилизация развивается так же, как цивилизация Кен-Шо. Ну и как вывод, выдвигалось предположение о том, что Согласие – форма галактической терпимости, культурного осознания равноправия рас.
Вот как. Этой части не было в её письме. Но теперь всё складывалось.
– Дима, значит в моём письме продолжение! Ланге пишет, что Сверхцивилизация – это следующий этап эволюции, и достигается он технологическим, научным и культурным развитием. Что эволюция сознания есть не только причина технического прогресса, но и наоборот, наука – причина эволюции сознания. Например, как я поняла, люди стали более цивилизованными, когда изобрели одежду. Литература, как важнейший культурный слой, появилась в ответ на изобретение бумаги, а после создания печатного станка, развитие морали и этики рвануло в небеса.
– То есть он имеет в виду, если дать нам технологии, это продвинет наш уровень культуры к тому, который позволит нам стать частью Сверхцивилизации и тем самым прийти к Согласию?
– Именно! Когда нам дали наноботов, мы продвинулись к Согласию, так как приняли новые технологии.
Дима задумался. Потом облокотился на стол и повернулся к иллюминатору.
– Не вяжется, Мари. Как раз этот момент совсем не вяжется. Ланге именно так написал?
Нет, она просто продолжила мысль. Профессор такого не писал. А почему же не вяжется? Всё, вроде бы, логично.