От косяка до штанги
Шрифт:
На первом курсе мы познакомились с майором Блиновым.
– Мне бы этого Рэмбу, – говорил Блинов с сардонической ухмылкой, передергивая плечами, предвкушая, чтобы он сделал с железным Слаем, окажись тот поблизости. Наверное, что-то нехорошее.
Любое возражение майор встречал вопросом:
– А у тебя сколько прыжков с парашютом?
Поскольку парашютистов среди нас не наблюдалось, майор всегда был прав. У него за плечами, украшенными рубцеватыми звездочками, с помощью которых можно идентифицировать воинское звание, всегда болтался парашют. Так казалось и ему и нам.
В здании на Английском проспекте, где располагалась наша военная кафедра или факультет военного обучения, как теперь принято выражаться, стояла аппаратура, мощности которой хватило бы, чтобы заглушить
Приходилось учить азбуку Морзе. Выстукивать чечетку пальцами нас не заставляли, натаскивали лишь на прием точек-тире. Для каждой буквы и цифры существуют напевы. Буква д. Тире, точка, точка. Напев «до-мики». Вспоминаю такие шедевры, как «Петя петушок», «Куда пошла». Проще всего усвоилась цифра 3, потому что ее напев идеально ложился на строчки из песни Prodigy «I’ve got a poison». Айв-гат-э (три точки) пой – зон (два тире).
При выходе с военной кафедры висела красная табличка «Сдай секретную тетрадь». Это была special тетрадь, куда мы записывали сведения, утратившие свою секретность еще при Брежневе. Нам выдавали ее в начале лекции и отбирали в конце. Преподаватели (полковники и подполковники) рассказывали, как один плохой мальчик забыл сдать тетрадь, унес ее домой. Жил он загородом, без телефона. Блюстители государственных тайн из ФСБ поставили на уши всю группу, выясняя местонахождение преступника. У парня были серьезные проблемы, к счастью, без тяжких последствий.
Перед началом лекций класс произносил:
– Здравия желаем, товарищ полковник! (если преподаватель был полковником).
В конце фразы в аудитории зависали две одинокие буквы «ст», последний слог неопознанного воинского чина. Это я баловался с озорством гоголевского семинариста, заменяя слово «полковник» на слово «педераст». Полифония студенческого хора позволяла вносить в нее малый диссонанс так, что он был не заметен в потоке голосов, чеканящих армейское гав-гав-гав.
В одном из номеров журнала «На связи» я прочитал подборку студенческих баек, в частности было там достаточно россказней на тему военной кафедры, как полковник показывал студентам диафильм. Для чего на доске был повешен экран, а в конце аудитории установлен проектор. Первый кадр получился не совсем удачным – картинка вверх ногами. Студенты заржали. Полковник подошел к доске, снял экран и, перевернув его, повесил обратно. Изображение осталось прежним. Студенты заржали еще больше. После чего полковник реверсивным движением перевернул экран еще раз.
Бездомная сирота, Российская армия, питается подачками и вшивеет, распродает свои внутренние органы, еле сводя концы с концами. Удручающая картина действительности может вызвать праведный гнев у малосольных патриотов, но только в том случае, если они в этой армии не были. Потому что стоит хотя бы одним глазком увидеть изнанку призывной кампании, как любые воззвания к укреплению военной мощи страны утонут в потоке информации, полученной из воинской части, допустим, в Карелии. Когда-то Плеханов высказал мысль о том, как следует поступить гражданину России: посидеть месяцок в тюрьме, чтоб стало понятно, в каком государстве ему приходится жить. Перефразируя Плеханова, можно сказать, что достаточно потратить месяцок, съездив на военные сборы, как это сделал я, и как это делают ежегодно тысячи российских студентов.
Наша часть располагалась в местечке Лахденпохья. Прибыли уже под вечер. Сто человек «курсантов» обмундировали в утиль времен Второй мировой войны. Вслед за формой борцов с гитлеровскими захватчиками интендантам следовало бы вынести аркебузы или пищали, выкатить лафетные пушки и призвать к осаде Выборга. Выглядело бы вполне органично.
Товарищам с 46-м размером ноги не хватило сапог. Им разрешили ходить в кедах. Я тоже ходил в кедах, несмотря на свой вполне ликвидный 42-й. Отмазывался, что и мне сапог не хватило. С щедростью мецената прапорщик выдал еще одни. Я смастерил из них ефрейторские
Представьте себе мародера. Или дезертира. Вот такой у меня был внешний вид, равно как у всех. Лишь на присягу, нам семерым, кому не досталось кирзовых изделий, выдали яловые офицерские сапоги, удобные и легкие как кроссовки «Nike». Но после клятвы на верность Родине их отобрали.
Раз в неделю курсанты меняли постельное белье. При сдаче его в стирку наволочки полагалось увязывать отдельно, пододеяльники и простыни тоже. Дневальный отнес три тюка в прачечную, а вечером принес их обратно. Прачечная не работала. Пришлось воспользоваться армейским секонд-хэндом и сыграть в рулетку, забыв про идиому о грязном белье, в котором никому не хочется копаться. Как вы думаете, что я ощущал ночью, гадая, на чьей же простыне мне пришлось лежать?
Смысл нашего пребывания в части заключался в пахоте. Именно в пахоте, а не в пехоте. Нас строили после завтрака и разводили по работам, затем после обеденной рекреации, дав чуть отдохнуть, снова строили и разводили по работам. Сто пчелок-землероек с бритыми затылками. Это мы.
Первой моей воинской повинностью стала процедура вязания веников в близлежащей роще. Не самое напряжное занятие. А вот потом последовало рытье канав. Возводить фортификационные сооружения явно не стратегического характера не было ни малейшего желания, тем более по жаре в тридцать неалкогольных градусов. Поэтому я был запевалой в строю. Подойдя к этому делу творчески, разучил со своим взводом песню «Гоп-стоп», которую мы исполняли, ритмично ударяя двадцатью тремя парами кирзачей и тремя парами кроссовок (состав роты) по плацу, поднимая настроение местным милитаристским узурпаторам. Я был редактором боевого листка и воспевал в стихах вырытую взводом траншею, трансформируя ее посредством высокого слога в равелин или крепостную стену.
Прошел слух, что раньше в этой части существовал ансамбль, и даже осталась аппаратура. Прапорщик повел меня на склад демонстрировать реликты rock-n-war. После того, как он нежно выкатил ногой обод от рабочего барабана, я перестал мечтать о возобновлении музыкальной деятельности в электрическом варианте. Аппаратура существовала только в виде деревянных коробок, из которых были вынуты все внутренности. Все транзисторы и динамики были растащены завхозами на личные коммунальные нужды.
Удалось договориться о подготовке концерта unpluged. В две гитары. А для этого требовались репетиции. Репетировали мы в клубе в рабочее время, сложив головы на пилотки. Стены были построены еще белофиннами, изоляция на высшем уровне. Храп наш никто не слышал. Потом концерт был заснят на видео, и после его просмотра сложилось такое впечатление, что за спинами выступающих не хватает надписи «На свободу с чистой совестью», как будто дело происходит на зоне. Два кореша (среди них один по имени Павлик) в лесоповальном тряпье (отглаженном!), навевающем отдаленные ассоциации с гимнастеркой, исполняют композиции «Ехали на тройке с бубенцами» и весь остальной таперский репертуар.
Мы делали все, чтоб не пахать. Два человека на букву «д» (Диня и Дэн) в течение двух недель пытались изобразить на стенде надпись, своей стилистикой напоминающую дебют живописца-передвижника Остапа Бендера: «Воин, гордись службой в рядах войск радиоэлектронной борьбы». Рядом с ней новоявленные баталисты с взмокшими подворотничками изобразили эмблему этих самых войск – что-то среднее между двуглавым царским орлом и цыпленком табака. У них с собой был стакан марихуаны, и перед каждым актом творчества баталисты выкуривали по косячку, малюя затем стенд плавными, неспешными движениями. Может, Бретон и оценил бы тот минимализм, с которым они подошли к решению художественной задачи, поставленной замполитом. Но замполит, дитя современности, был сторонником поп-арта: чтоб быстро и понятно. Поэтому, тасуя армейский жаргон и технические термины, он обратился к Дине и Дэну с призывом закончить блядь, на хуй, ебаный в рот рисовальню в два дня. Иначе наряды вне очереди. Баталисты поняли, что шанс избежать лопатной тренировки ускользает из их рук с проворностью уклейки.