От легенды до легенды (сборник)
Шрифт:
Дилан махнул рукой и исчез в темноте. Карис задержалась.
— Не печалься, — прошептала она. — Пройдет зима, расцветут нарциссы, и мы вернемся сюда. Ты вновь увидишь звезды и услышишь пение ручьев. И ты привыкнешь, обязательно привыкнешь, прежде чем настанет твой день увидеть солнце.
Она ласково коснулась его щеки и ушла вслед за братом. Перси медлил, глядя на теплый свет далекого окна, и колокольчик дробил ночь серебряным звоном, отпевая прежнюю жизнь.
А сквозь толщу камня
Морбрад спал. Сон его был крепок, но отнюдь не вечен.
И придется быть начеку. Кто знает, что он задумает…
Если проснется.
Когда проснется.
Алесь Куламеса
Ярдань
— Нет! — Могучий кулак Мартына обрушился на стол, заставляя подпрыгивать посуду и хлеб. — Нет! Нет! Нет! Чтоб я сдох — нет!
— Тата! — всхлипнула Наста. — Ну пожалуйста!
— Не позволю! — грохотал Мартын.
Он заметался по хате, хрустя половицами. На пути оказался табурет, мужик сбил его и даже не заметил.
— Холера! С кем угодно могла, хоть с городским! Нет же, выбрала этого! Этого!
— Мартын! — взвилась Акулина.
— Не отдам ее за Митьку, слышишь? Не отдам! Не проси — не будет ей моего отцовского благословения! Не будет! Чтоб меня волки загрызли, если я вру!
— Татка!
— Цыць! Молчи, дуреха! Зашибу!
— Мартын!
— И ты цыць! Сговорились! Я сказал — не будет того!
Наста зарыдала в голос и бросилась на двор, не прикрыв головы платком, едва попадая руками в рукава кожушка.
Мартын пробежал от печи до стола и обратно, замер среди комнаты, тяжело дыша.
— Зря ты так. — Акулина не смотрела на мужа, расправляя складки передника на коленях.
Тот промолчал, тоже не глядя на жену. Та выждала еще немного, слушая, как трещат дрова в печи, и продолжила:
— Митька — добрый хлопец. А Настачку нашу любит. Опять же семья у него хорошая, работящая. Брат вот на поезде робит в Орше.
— Я знаю. — Мартын поднял опрокинутый табурет, поднес его к столу, уселся. Положил руки на столешницу. На жену все так же не смотрел.
— Им с Настой хорошо будет, — увещевала она. — Он и в приймы к нам пойти может. Будет кому помогать тебе с хозяйством. Ты ж знаешь, он тебя слушаться будет. Что скажешь, так и сделает.
Мужчина откусил заусенец на большом пальце правой руки и промолчал.
Акулина дотронулась до локтя мужа:
— А Язэпка…
Ее голос надломился, в глазах заблестели слезы; плечи Мартына всколыхнулись, будто ветер прошелся по верхушкам тутошних сосен.
Женщина протерла глаза уголком передника и закончила:
— Митька тогда плыл, как мог быстро. Не виноватый он. Да и правду сказать —
Мартын стиснул кулаки так, что руки задрожали от напряжения, и сказал глухо, глядя перед собой:
— Нечего было звать Язэпку с собой. Тогда бы и плыть не пришлось.
— Мартын…
— Нет. Вот тебе мое слово — не дождется он. Сгубил моего Язэпку — а теперь на дочку глаз положил. Ирод!
— Мартын…
— Все.
Он махнул рукой и пошел в сени. Накинул кожух, шапку и вышел на двор. Плюнул с досады и принялся чистить двор от снега, что валил с обеда.
Где-то недалеко раздавались сдержанные, будто задушенные рыдания Насты.
Мартын знал, где она, — за пуней спряталась, по своему обычаю. Но он стискивал зубы и только шибче махал лопатой. Оно хоть и не спасало от горькой пустоты в груди, но хотя бы занимало руки.
Только раз остановился передохнуть. Оперся на лопату, обвел взглядом двор, постройки, хату, вздохнул тяжко — кому ж все останется, когда Язэпки нету? — и снова принялся за снег.
Так и кидал, пока не стемнело.
— Чего так долго? — Тарас недовольно тряхнул головой. Шапка сползла на глаза, и мужик, ругнувшись, поправил ее. — Измерзлись все!
Мартын буркнул неразборчиво, махнул рукой позади себя. Тарас и Пилип бросили в сани пешни, лопаты и остальное, но садиться не стали.
— Пешком отогреемся, — коротко пояснил бирюковатый Пилип.
Мартын легонько хлопнул вожжами по крупу лошади, тронул сани.
— Ты чего смурной такой? Сватовство не заладилось?
— Отстань, ну. Чего лезешь?
— Будет тебе, Мартын! И так один сыч есть — ты еще туда же подался. Дорога ведь, как не почесать языками?
До реки ехать было недалеко — две версты всего. Укатанный шлях тянулся к ней, будто конь к воде, а потом резко поворачивал и не торопясь шел вдоль, до самого полустанка, и дальше.
— Добрый снег, — болтал Тарас. — Ух, покос тут будет — сказка. Я так решил — с этого раза точно продам воза два — а то и три! — куплю своим девкам по сапожкам.
— Где ж ты такие возы найдешь, чтобы с каждого — да по паре сапог?
— Что бы ты, Мартын, понимал в торговле! Я такую цену возьму, что еще и на самовар останется.
— Ну-ну!
— А то!
Пилип молча шел рядом.
На полпути встретили Митьку. Его дровни, заваленные лапником и сучьями, бодро тянула упитанная лошадка. Сам парень шел рядом.
— День добрый. — Митька остановился и, заметно робея перед Мартыном, стянул шапку. — На реку?
— И тебе, хлопец, — отозвался Тарас. — Лешего обокрал, что ли?
— Да так. — Юноша неопределенно пожал плечами.