От маминой звездочки в государственные преступницы
Шрифт:
Незаметно София дошла до вокзала. Вдруг в голову девушки пришла неожиданная мысль – а не съездить ли ей в Шлиссельбург?
«Надо Алешенькину могилу попытаться найти», - подумала девушка, - «На Сашиной могиле я была, Бирюковы возили тогда на кладбище, а вот Алешенькину мне бы очень хотелось найти».
Когда девушка приехала в Шлиссельбург, первым делом в глаза Софии бросилась крепость на острове.
«Государева…» - подумала София, выматерилась, сплюнула и пошла на городское кладбище, - «Так вот куда меня могли отправить. А сколько там невинных людей находится…»
Всплакнув,
– Где похоронен Алексей Юрьевич Леонов? – спросила она.
– Сейчас посмотрю, - ответил сторож и посмотрел в своих записях. Вдруг он понял, о ком идет речь, и сказал:
– Для начала, представьтесь, кто вы такая, зачем эта информация нужна и вообще, такие сведения не разглашаются.
– Вдова его, - ответила София, - Может быть, эту информацию можно узнать за некоторую сумму денег?
– Может быть, и можно, - ответил сторож, - Но чтобы больше никому эту информацию не передавала, иначе меня с работы выгонят.
– Хорошо, все будет сделано в лучшем виде, не волнуйтесь, - сказала София, - Я и сама один-единственный раз, похоже, в этих краях буду, вряд ли сюда приеду второй раз.
– Мадам, - вдруг сказал сторож, - Вы не Собольникова случайно?
– Угадали, - ответила София. – А к чему это? Я не в розыске, паспорт имею.
– Я про другое, - сказал сторож, - Могу за небольшую доплату захоронение и вашего отца показать, если интересно.
– Спасибо вам большое, - сквозь слезы сказала София, - Сколько с меня? Вы же, как я смотрю, еще и цветами торгуете, мне бы четыре штучки.
– Рубль за все: за информацию, за цветы, - ответил сторож и повел Софию в дальнюю часть кладбища.
В отдаленном уголке, отгороженном стеной, было немало могил и свободного места.
– Самоубийц здесь хоронят, ну и спецконтингент, - сказал сторож, - Кого-то в крепости закапывают, я бы даже так сказал, большинство, а вот Леонова сюда привезли.
Сторож показал девушке, кто именно из тех, кто ее интересует, где похоронен.
– Спасибо, - ответила София и вдруг спросила, - Не знаете, а Льва Пантелеймоновича сюда из крепости или из столицы привезли?
– После трибунала в Крестах расстреляли, потом сюда привезли, - сказал сторож, - Мадам, вот очень на вас надеюсь, что вы никому о сегодняшнем слова не скажете.
– Разумеется, - пообещала София и, оставшись одна, долго плакала, прощалась с близкими ей людьми, а потом, успокоившись, вышла за пределы кладбища.
В столицу София вернулась в мрачном настроении. У девушки до сих пор стояли перед глазами золотые, блестящие на солнце двуглавые орлы, которые четко выделялись на фоне серых стен крепости.
– .баный бабай, - тихо сказала София, - Зашибись будущее меня ждало. Зато своими глазами все увидела. Могла и рядом с моими любимыми прилечь, за компанию. А потом сначала первая царская милость, мать ее за ногу, пожизненное, потом вторая – пятнадцать лет заключения. Если бы амнистия потом не пришла, можно было бы сказать с уверенностью: повезло Алеше. А так, зная, что амнистия позже пришла, вывод один: не повезло ему.
Девушка заплакала.
«Правильно я согласилась приехать в столицу, правильно решила отомстить
Вернувшись на конспиративную квартиру, девушка упала на кровать и думала только об одном: быстрее бы уже все прошло, и она могла вернуться обратно в Москву.
В то время, когда другие люди занимались подготовкой пиротехники, София беззаботно гуляла по столице. Девушку до сих пор ни о чем не предупредили, и она радовалась тому, что может спокойно отдыхать.
«Деньги мне уже заплачены», - думала она, - «Так что пусть хоть ничего не делают, не моя проблема».
Софии, из-за ее не самого лучшего самочувствия, было довольно-таки все равно, что будет происходить. Конечно, идея о свержении власти казалась девушке заманчивой, но София решила, что больше руководить или принимать активное участие она ни в чем не будет.
Погуляв днем по городу, вечером София решила сходить в театр. Театральная постановка очень понравилась девушке, София уже даже не жалела, что приехала, по-видимому, слишком рано в столицу.
Девушка шла по ночному городу, думала об Алексее, о том, как ей удалось в 1887 году сбежать из-под конвоя с баржи, которая отправлялась в Шлиссельбург.
«Может, еще раз к врачу сходить?» - подумала София, взглянув на свои руки, - «Может, что-нибудь смогут с ними сделать? Возможно, за пару лет медицина уже шагнула вперед и можно как-то избавиться от этих шрамов, следов проклятого царского режима».
На следующий же день девушка решила сходить к одному очень известному профессору, на совет которого она очень надеялась.
– Несчастный случай на фабрике, машинное масло попало в рану, шрам зажил, синие полосы не сходят, - сказала София заученную фразу.
– Мадам, - сказал профессор девушке, - Это вы можете говорить какому-нибудь фельдшеру, который окончил на тройки провинциальные курсы, а мне уж скажите правду. При каких обстоятельствах вы так умудрились испортить себе руки.
София растерялась, так как не знала, что сказать. Правду девушке говорить не слишком хотелось, а врать казалось бессмысленным.
– Давайте я начну с того, что вижу, - сказал профессор, - Может быть, так вам легче будет начать говорить. Это, однозначно, не производственная травма. Насчет машинного масла – да, оно явно присутствует. Но след уж слишком ровный. В принципе, подобные следы, только не синие, а более розовато-бордовых оттенков, остаются после кандалов. Теперь уже говорите как есть.
София покраснела, а потом начала говорить:
– Да, вы правы. Это не производственная травма. Июнь 1887 года, меня из Петропавловской крепости должны переправить на барже в Шлиссельбургскую. Подкандальники не надеты. Руки уже успела натереть. Взор падает на забытое машинное масло на барже, я обливаю им руки и снимаю кандалы. По пути успеваю еще больше расшевелить раны. Потом побег, но вы на эту тему можете не волноваться, пришла амнистия, у меня есть паспорт, могу показать.