От Москвы до Берлина (Статьи и очерки военного корреспондента)
Шрифт:
Майор почувствовал, что управление батальоном снова в его руках, и на этот раз без помощи радио потому, что одной из основ управления в бою является единство взглядов на обстановку, понимание офицерами, чего может хотеть от них и как будет поступать в данной обстановке их командир, инициативное выполнение его плана. Так были воспитаны офицеры батальона, так был воспитан сам Хохряков. И он тут же донёс командиру бригады о выполнении задачи, о положении, которое занимает батальон, о своих трофеях и потерях.
Было тяжело перечислять имена любимых и близких, сроднившихся с ним в бою товарищей, и снова в одном ощущении слилось личное человеческое чувство и профессиональное. Хохряков вылез из танка и пошёл вдоль села, чтобы найти самое высокое и красивое место для могилы погибших в бою.
* * *
В освобождённое село прибыл штаб бригады. Было ясно, что враг разбит на первой линии обороны, но, отходя,
Ещё сильные танковые колонны немцев были неподалёку, на параллельных с батальоном Хохрякова курсах, и в тумане трудно было определить, чужие это или свои. Враг хитрил, оставлял в засаде несколько "тигров" и самоходных орудий, и те кочевали от укрытия к укрытию, создавая видимость мощной противотанковой обороны. Надо было решать, развёртываться ли полностью для борьбы с ней, теряя на это время и задерживая всё своё танковое соединение, или атаковать частью сил с хода и итти дальше. Хохряков был одарён чутьём - чувством расчёта и меры, которые свойственны очень опытным, умелым офицерам.
Он помнил, что главная задача передового отряда обогнать отходящего противника, выйти на речной рубеж, где немцы собирались вновь организовать оборону. Хохряков уверенно вёл батальон, давая возможность командирам рот обрушиваться и на новые цели. Этих целей было много, и много славы ждало на пути. Но майор, как опытный вожак, вёл за собой танки, не позволяя им зарываться, отвлекаться в сторону от указанного боевого курса; вносил железную дисциплину, бдительно охранял своих офицеров от ошибок. Бои вспыхивали ожесточённые, но короткие. Враг не выдерживал ударов и отступал. Главным препятствием для танкистов оставалась грязь. Танки шли медленно, увязая по самое днище, и точно плыли по грязи. Двигатели перегревались, горючее в баках таяло непомерно быстро. Противник старался взрывать мосты. Порой приходилось переправляться через болото, через полные весенними водами реки, а сзади двигалось танковое соединение, и батальон не имел права терять ни одной минуты. Преодолев силы врага и преграды стихии, Хохряков вышел на указанный рубеж, и к вечеру боевая задача дня была выполнена.
К ночи все танковые соединения вышли туда же, и в непрерывном развитии событий встала новая задача. Батальону Хохрякова приказали ночью овладеть местечком Красилов. У Хохрякова оставалось немного танков: часть безвозвратно погибла в боях, часть ремонтировалась на поле боя и была ещё на подходе. Но у танкистов оставалось много дерзости, уменья, и союзницей их стала ночь, скрывшая силы атакующих, обеспечившая внезапность, принесшая мороз, который сковал грязь. Во тьме, почти наощупь, Хохряков повёл офицеров на рекогносцировку, разведал пути через овраги, полные талого снега, через крутые высоты. Трудно было танкистам. Позади осталось уже много дней и ночей без сна и отдыха, и теперь все свои организаторские способности Хохряков направил на то, чтобы довести боевую задачу до каждого танкиста и дать каждому хоть час отдохнуть. Сам он со старшим лейтенантом Семёновым составил план боя, по которому Семёнов должен был зайти в местечко с тыла, а Хохряков с фронта. Никто лучше Семёнова не подошёл бы к этой роли. В этом молодом офицере было чутьё охотника. Он лучше всех вёл разведку, лучше всех умел находить лазейки в обороне врага. Много раз он забирался в тыл к немцам, подолгу не возвращаясь. Не раз оплакивали его друзья, и каждый раз Семёнов на удивление и радость им возвращался.
В кромешной тьме, по непроходимым, казалось, местам Семёнов с тыла проник в местечко и дал сигнал Хохрякову. Танкисты ворвались в
* * *
Жизнь всё сильнее шумела в лесах, на берегах рек и озёр; она была в пахарях вопреки войне, пашущих землю вдоль стратегического шоссе. За жизнь всё упорнее сражались наши танкисты. Менялись только места боёв, но их ожесточение и значение возрастали. Бой за опорный пункт сменился боями на пути к рубежу реки, ночной бой за местечко сменился боями за шоссе Проскуров - Тарнополь, наиболее ответственными и решительными. В боях за шоссе, за коммуникации немцы вообще особенно яростно сопротивляются, потому что наш успех здесь становится катастрофичным для врага. Важнейшие шоссейные и железнодорожные магистрали определяют направление и развитие операций, а в данном случае в боях за шоссе решалась судьба крупнейшей на Украине немецкой группировки.
Хохряков получил приказ оседлать шоссе Проскуров - Тарнополь, по которому немцы хотели вырваться из Приднестровья на запад. С небольшой группой танков майор вышел на выполнение задания. Каменная лента шоссе бежала через долины, через увалы и гребни высот. На участке, куда вышли танкисты, шоссе было вначале безлюдно, и Хохряков выехал на вершину высоты. Далеко, далеко вокруг открывался бескрайный, точно морской, горизонт. Вскоре вдали на шоссе появились немецкие "тигры", и началась борьба. Первой вступила в борьбу оптика советских заводов с немецкой оптикой Цейса. Советские танкисты и фашисты разглядывали друг друга на дальних дистанциях.
Это - первый и часто решающий момент столкновений танков. Кто при помощи оптических приборов раньше увидит танк противника, кому оптический прицел поможет верно определить дистанцию и точнее выстрелить, тот останется жив и уничтожит врага. Потом вступали в смертельное соревнование советские орудия и снаряды с немецкими пушками фирмы "Рейнметалл", броня Урала с броней Круппа. Но решали окончательный исход этой дуэли - не на жизнь, а на смерть - наш танкист и немецкий панцырник. Сталкивались два ума, две воли, решавшие прежде всего, принять ли бой или уклониться. Всегда и всюду Хохряков вступал в борьбу, навязывая свою волю врагу. В этой борьбе он участвовал всем своим существом, всеми своими чувствами, до кончиков пальцев на руках, управляющих орудием, до ступни ноги, нажимающей педаль спускового механизма, до тончайших нервных рефлексов, мгновенно и в решающую секунду координирующих все эти явления... Хохряков точно сливался с танком и орудием. Двигался танк, колебался спереди назад и с боку на бок, в оптическом прицеле мелькали то лес на горизонте, то предметы в 20 метрах от танка, то облака, то земля... Майор ловил прицелом танк противника, тоже непрерывно двигавшийся, то исчезавший, то появлявшийся в прицеле буквально на доли секунды.
В мозгу происходила напряжённая работа по определению дистанции и бокового сноса снаряда атмосферными условиями, по упреждению танка противника, уклоняющегося от выстрела, по направлению снаряда иногда не в самый танк, а мимо него, чтобы танк противника сам "наехал" на летящий снаряд. Ошибка на долю деления становилась промахом на десятки метров, и за неё платили жизнью.
Это была работа ума майора, так сказать, за себя, но одновременно он думал за весь экипаж, определяющий успех выстрела: за Белоусова, который должен был вести танк на выгодном курсе, за Павлова, который должен был молниеносно заряжать бронебойным или специальным снарядом, за Пиксайкина, который должен был сигнализировать другим танкам батальона. Всем им Хохряков в эти напряжённые секунды отдавал приказы. Советский офицер знал, что в эти же секунды немец белесым глазом смотрит на него и также ловит его в прицел. С величайшим напряжением и быстротой работали руки, направлявшие орудие в погоне за "тигром", напряжённо действовали тончайшие рефлексы, передававшие от мозга к пальцам рук, к ноге итог расчётов и сигнал "бей!" в ту долю секунды, когда "тигр", наконец, пойман в прицел.