От перемены мест… меняется. Из жизни эмигрантов
Шрифт:
– Задай вопрос полегче, – пожала плечами Майя.
– Ну как можно не помнить такие вещи? – широко раскрыла глаза неутомимая родственница. – Я вот лично помню всё.
– Ая действительно забыла, – твёрдо и холодно проговорила Майя. – Понравился – и купили. Нет у меня таких способностей, как у тебя. Я вот захожу к кому-нибудь, ничего не запоминаю. Пытай меня потом, как там да что – не скажу.
– А мне мама говорит, что с моей памятью я могла бы выступать в цирке, – победоносно заявила Зося.
Эдуард едко прищурился:
– Ну, тогда ты бы тут у нас точно не устроилась. Или для тебя специально
– Ха, и строить незачем! – ухмыльнулась Зося. – У меня цирк на работе. То перед всеми на задних лапках, как дрессированная собачка. А то сама всех по шерстке глажу, как дрессировщица. А бывает, что и по проволоке хожу. Противно. Но выхода нет. Я себя поедом ела раньше, а сейчас уж перестала.
– Вот и правильно, – серьёзно согласился Эдуард. – Не годится есть изо дня в день одно и то же.
– Ха, прав! – обрадовалась Зося. – Но знаешь, есть себя – отличная диета. Худеется классно.
– Лучше быть толстой! – презрительно ухмыльнулась Майя.
– Лучше-то оно лучше! Но как же себя не есть? Очень я обижена на этого Коварского, – зло раздула ноздри Зося. – Ещё родственник называется! У нас ведь недавно нашу начальницу, заведующую аналитической лабораторией, переманили в конкурирующую фирму. Толковая была баба. Ей там такие блага посулили, что, как её Коварский ни уговаривал, она ушла. Ещё бы. Та фирма – не чета нашей. Так я была уверена, что этот родственничек назначит меня вместо неё. Решила даже не ждать у моря погоды и пошла к нему. Сказала, что горы могу свернуть. Так нет!
Для таких, как Зося, у Эдуарда было короткое определение: мало сомнения и много самомнения. Он едва заметно улыбнулся, вспомнив Пушкинские строчки: «Воды глубокие плавно текут. Люди премудрые тихо живут».
– Так почему же он тебя не хочет назначить на должность? – с деланным сочувствием спросил он Зоею.
– Говорит, что у меня проблема с языком, – разозлилась она. – Естественно. Я не то, что эта Эммка, которая сегодня тоже была у Веры, ну помните эту, жизнерадостную? Мой язык мне нужен, чтобы за зубами его держать, а она его, шлюшка, в ход пускает, как надо.
Эдуард удивился:
– Так что, её заведующей лабораторией ставят?
– Как бы не так! – не было предела Зосиному возмущению. – Нос не дорос! До такого маразума наш Коварский ещё не дожил. Что она из себя представляет? Обычная лаборантка. Толку-то, что у неё диплом инженера! Она как-то раскудахталась, при настроении была, её и понесло, не остановить. И проболталась, что институт заочно заканчивала. За душой-то нет ничего. Вот и избрала правильную тактику – со всеми лапонька, всё с улыбочкой, всем услужить готова. И лесть в ход пускает, где надо. Все её жалеют. Что муж объелся груш, что одна с двумя детьми. А она дело туго знает. Шуры-муры водит с Саймоном, замдиректором нашим. В рот ему глядит. Она за ним как за каменной спиной. Но должности ей не видать как своих ушей! Вот! Не по ней Сенька!
Майя от неожиданности раскрыла рот, а потом, глядя в сторону, тихонько пропела на мотив «У меня есть сердце, а у сердца – песня»:
– У меня есть Сенька, а у Сеньки шапка…
– Вот именно, – согласно кивнула Зося.
Эдуард чуть заметно поморщился:
– Зося, да успокойся ты. Каждый выживает, как может.
– Да
Эдик с Майей оторопели, но Зося так вошла в раж, что и не заметила этого, а продолжала возмущённо живописать особое положение Эммы.
– Бывает, полдня её нет, – желчно шипела она, – с Саймоном своим куда-то там сматывается, а когда возвращается, врёт, что он отправился по делам, а её по дороге завёз в библиотеку, научную статью прочитать.
– Возможно, она действительно читает, – нарочито серьёзно произнёс Эдик.
– Не смеши! – появилась ядовитая гримаса на лице у Зоей. – На русском что ли она их там читает, статьи эти? Учёный, в дерьме мочёный. Вот уж пример, как в эмиграции прожить без знания языка. Никчемность. Пустота. А пристроилась как! И культурную ещё из себя строит! Недавно вон на оперу собралась. На «Дон Карлсон».
– Это тот Карлсон, который с малышом? – желчно скривила губы Майя.
– Я эту оперу не видела, – отмахнулась Зося. – Да какая ей опера? Говорить бы сначала научилась. Вон недавно хвалилась мне: «Купила такие вкусные мармалады!» Мармаледы!
Презрев эти всплески, Эдуард внимательно посмотрел на Зоею:
– Ну, а вторая женщина, что с ней сегодня приходила?
– Динка, что ли?
– Да, Дина. Она производит впечатление серьёзного человека.
– Ой, надоела она мне, – брезгливо поморщилась Зося. – Всё хвалится своими знаниями, всё показывает, что она умнее нас, способнее. Всё к Пете подмазывалась. На всякие заумные темы с ним беседовала. Он ей симпатизировал.
– Что? Что ты имеешь в виду? – оцепенела Майя.
– Да не пугайся ты так, – хихикнула Зося. – Он, царство ему небесное, ничего, кроме своей науки, вокруг не видел. И Верку свою боготворил. У них была гармония в отношениях. За ним ничего порочащего замечено не было. У него с этой Динкой, как говорится, были сугубо профессиональные контакты. А что она больно возомнила-то о себе? Такую же, как и я, работу выполняет. Но форсу много. Нос задирает. Корчит из себя. Взяли по случаю, когда анализов поприбавилось. А так видала бы она это место! Ну, ничего, песенка её спета, сама сегодня сказала, что сокращение скоро будет. Её уже предупредили. Змея! Ой, разволновалась я. Можно, закурю?
– С каких это пор ты куришь? – опешила Майя.
– Да только когда надо успокоиться. Или ночью.
– А ночью зачем?
– Да дурманю себя, когда не спится, – жалостливо объяснила Зося. – От бессонницы ведь, я тебе скажу, один вред. Встанешь ночью, включишь свет – тараканы ползают. Расстроишься.
Зося глубоко и удовлетворённо затянулась, жеманно отставив мизинец в сторону.
– И кого, интересно, начальницей над нами поставят?
– закатила она глаза. – Я уверена, что эта работа мне подходит. Но чем-то я руководству не угодила.