От первого до последнего слова

Устинова Татьяна Витальевна

– Моя фамилия Долгов. Эдуард Владимирович говорил, что мы с вами можем встретиться.

– Можем, – согласилась Таня в некотором замешательстве. – Я как раз за вами и пришла!

…Вот этот тип и есть сто раз упомянутый в преданиях Долгов?! Светило, доктор медицины, выдающийся хирург и все такое прочее?!

Пока он вытаскивал паспорт, чтобы показать милиционеру, лез во внутренний карман и долго там шарил, Таня специально посмотрела на его руки.

Ну, конечно!.. Разумеется, запонки, и разумеется,

бриллиантовые, полыхнувшие, когда он все-таки вытащил паспорт, хищным голубым огнем.

За эти запонки с голубым огнем Таня его моментально возненавидела.

Что там Абельман говорил про то, что Долгов ведущий специалист, лидер лапароскопической хирургии?!

Он самоуверенный богатый выскочка, торгующий в храме, делец от хирургии, и больше ничего, вот как Таня его определила!..

С замороженной улыбкой, не без умысла подняв брови, она смотрела, как Абельман радостно здоровается с «выскочкой», как они улыбаются и трясут друг другу руки, и Абельман спрашивает у Долгова, как он, Долгов, а Долгов у Абельмана, как он, Абельман!

– Может быть, присядем? – предложила она холодно, и Эдуард Владимирович быстро на нее посмотрел, не понимая, отчего такая резкая перемена. Только что улыбалась и была мила, и вдруг – на тебе!

– Дим, ты ничем Танечку не обидел? А то знаю я тебя!

Долгов вдруг смутился, как мальчик.

– Да я и не успел бы. Я только приехал!

– Никто меня ничем не обидел, – отчеканила Таня. – Давайте, может быть, присядем и поговорим. У меня времени не слишком много! Сейчас студию посадят, и я пойду на запись.

– Студию? Куда ее посадят? – Это спросил Абельман.

– В тюрьму всех скопом? – Это уже Долгов, у которого из головы не шел тот человек, который сказал, что убил Грицука, и собирался идти за это преступление в тюрьму.

– Зрителей посадят в студию, – объяснила Таня, – и мне надо на запись. Вас зовут Дмитрий Евгеньевич, правильно я запомнила?

– Да. У меня даже визитная карточка есть! – Долгов опять полез во внутренний карман, извлек из него бумажник и стал в нем рыться. Все ждали. Визитная карточка все не находилась.

Делец от медицины глянул на Таню, покраснел и стал рыться еще активнее.

Таня ждала с интересом. Ей понравилось, что он покраснел и что он роется в собственном бумажнике, будто это чужая кладовка – ничего невозможно найти!

– Не знаю, куда они делись, – пробормотал Долгов. – Наверное, закончились. Нет, ну я же должен дать вам визитку! Кажется, больше ни одной нету!

– А что есть? – живо спросил Абельман.

– Вот сто долларов, – обреченно ответил Долгов, не переставая рыться.

– Ну, дай хоть сто долларов, и дело с концом!

Тут Долгов захохотал.

Он хохотал от души, громко, откидывая лобастую голову, но быстро перестал смеяться, словно приказав себе остановиться.

– Простите, – сказал он Тане тихим голосом, который решительно не вязался с его громким мальчишеским смехом. – Нет визитки. Но если вам понадобится мой телефон, я на

бумажке напишу, и вы сможете мне позвонить. Ну, это если помощь будет нужна.

– Спасибо, – сказала Таня. – Дмитрий Евгеньевич, Евгений Иванович Грицук лежал в вашей больнице?

– Она не моя, но лежал он у нас. В триста одиннадцатой клинической больнице.

– Вы его лечили?

– Нет.

– Как?! – поразилась Таня.

– Его не от чего было лечить. По крайней мере, по моему профилю у него не было никаких заболеваний.

– А какой у вас профиль?

Широченные плечи дрогнули под безупречным пиджаком.

– Общая хирургия, онкология и так далее. Мне позвонил вот… Эдуард Владимирович и попросил взять в нашу больницу человека, которому просто нужно полежать в больнице. Из-за какого-то скандала.

– Про скандал я, по-моему, не говорил, – вставил Абельман.

– Ну, может, и не говорил. Но я его взял. Мы сделали все обследования, анализы, томографию всего, что только можно было. Он был здоровым человеком, но очень мнительным и не слишком симпатичным.

Таня все смотрела на Долгова, просто глаз не отрывала. Запонки и ботинки ее возмущали, а то, как он говорил, как смотрел, как двигались большие руки с очень коротко обрезанными ногтями, ей… нравилось. И эта двойственность впечатления раздражала ее.

– А это нормальная практика, когда вас просят просто так положить в больницу человека? – И тут она перевела взгляд с Долгова на Абельмана.

Тот ей подмигнул, словно она была его подружкой, а не знаменитостью и телевизионной ведущей на Первом канале!..

Долгов тоже глянул на Абельмана, а тот на Долгова, и за них обоих ответил Эдуард Владимирович, очень проникновенно ответил.

– Танечка, – сказал он. – Ну, что вы из себя строите святую? Ну, конечно, это принятая практика, особенно когда кто-нибудь просит из начальства или из своих! Мало кому что нужно перележать в больнице! Вы в вашей передаче сто раз про то рассказывали! Вызывают человека, к примеру, в прокуратуру, а он прийти не может, потому что находится при смерти в такой-то больнице! Иногда бывает, что в нашей больнице он из этого предсмертного состояния никак выйти не может, и тогда его везут – заметьте, всегда специальным санитарным самолетом! – например, в Лондон. В Лондоне он волшебным образом выздоравливает в первый же день после прилета и начинает радостно скакать по инстанциям и просить политического убежища! Что тут такого?..

– Грицук был именно из таких больных?

Долгов кивнул.

– Татьян, а можно мне у вас тоже спросить?

Она удивилась.

– Спрашивайте, конечно!

– А вы не знаете, кем он был до того, как стал писателем? Откуда у него связи?

Таня прищурилась.

– А вы не знаете?..

– Откуда? Я не читал его книг и вообще жизнью писателей не слишком… увлекаюсь! За него просил мой друг, а остальное меня не интересовало!

Тут Долгов пожал плечами, и она поняла, что он не врет.