От плоти и крови
Шрифт:
В этот момент вошел отец, и чувство вины заставило Фэллон тут же спрятать увесистый томик. Однако, хоть Саймон и не обладал магией, смекалки у него было на двоих.
Он усадил дочь на колени. От него исходил невероятно притягательный аромат фермы: земли, животных, посадок.
Иногда Фэллон хотелось иметь такие же глаза, как у отца: ореховые, умеющие менять цвет от почти зеленого до почти золотого и сочетающие в себе сразу оба оттенка. Но когда она желала этого, то чувствовала себя предательницей по отношению к памяти покойного родителя.
– Отличная книга, – спустя пару минут
– Ты читал ее?
– Ага. Моя мама обожала книги. Поэтому и выделила для них отдельную комнату. Не нужно от меня что-то прятать, малышка. Ничего не нужно прятать.
– Потому что ты мой самый любимый на свете папочка! – воскликнула Фэллон и спрятала лицо у него на груди. Его сердце билось ровно и сильно: тук-тук-тук. – Ты мой настоящий отец.
– Так и есть. Но я бы им не стал, если бы им не был и Макс Фэллон. – Саймон осторожно взял у дочери книгу и перевернул ее, чтобы они оба могли видеть фотографию привлекательного темноволосого мужчины с проницательными серыми глазами. – У меня бы никогда не появилось тебя, если бы они с твоей матерью не полюбили друг друга. Если бы он не любил вас обеих так сильно, что отдал собственную жизнь, защищая вас. Это был очень смелый поступок. Так что я обязан Максу всем. И крайне ему благодарен.
– Мама любит тебя.
– Да, верно. Мне очень повезло. Она любит меня, тебя, Колина и Трэвиса.
– И нового ребенка, который только появится.
– Точно.
– И опять это не девочка, – печально вздохнула Фэллон.
– Серьезно?
– Она опять ждет мальчишку. Почему она никак не подарит мне сестренку? Почему у нее получаются только братья?
– Вообще-то, это должно быть моей работой. Думаю, так оно и есть. – Она услышала глубокий смех в груди, к которой прижималась. Затем почувствовала нежное прикосновение к волосам. – Значит, придется тебе остаться моей любимой дочерью. Ты сказала матери, что она ждет мальчика?
– Она не хочет знать. Предпочитает гадать.
– Тогда я тоже не скажу, – пообещал Саймон, гладя длинные черные пряди Фэллон, а потом наклонился и поцеловал ее в макушку.
– Папа?
– М-м?
– Я не понимаю некоторые слова в книге. Они слишком сложные.
– Давай я почитаю первую главу вслух, а затем мы вернемся к делам по хозяйству.
Он пересадил дочь поудобнее, открыл книгу на первой странице и начал читать.
Она не знала, что «Король чародеев» был первым романом Макса Фэллона. Хотя, может, в глубине души и знала. Но навсегда запомнила бесценные мгновения, когда отец читал ей вслух главу за главой каждую ночь перед сном.
И Фэллон продолжала учиться. Доброте у отца, щедрости у матери. Любви, свету и уважению – у дома, семьи и самой жизни, что была ей дарована.
Она узнавала о тяготах войны и боли утраты от путников, которые нередко забредали на ферму или в соседний поселок. Большинство из них были ранены.
Также Фэллон все больше узнавала о политике, но считала ее скучной, потому что люди говорили слишком много, а делали слишком мало. Да и кому нужна эта политика, если, судя по новостям, правительство – не слишком ясное слово для Фэллон – начало восстанавливаться на третий год после Приговора,
Сейчас, на двенадцатом году после Приговора, столица Соединенных Штатов Америки – название забавляло Фэллон, ведь штаты давно перестали быть соединенными – превратилась в зону боевых действий. Банды Мародеров, группы Темных Уникумов и приверженцы культа Праведных воинов сражались ради власти, ради территории, ради запаха крови. Сражались друг с другом и со всеми, кто стремился управлять и властвовать.
Несмотря на стремление к миру и покою, несмотря на желание лишь строить и выращивать, Фэллон понимала необходимость будущих битв и долг сражаться, чтобы защищать и отстаивать. Много раз она видела, как отец берет оружие и уходит с фермы, чтобы защитить соседа или помочь отстоять поселение. И много раз видела выражение его лица после возвращения, мрачный взгляд ореховых глаз, без слов говорящий, что пролилась кровь, что кого-то настигла смерть.
Она училась драться, защищать себя и других. И братья учились тому же. Пока ферма нежилась в лучах летнего солнца, посевы росли, а фрукты наливались соком, пока леса кишели дичью, вдалеке гремели сражения и велись войны.
И минуты, часы, месяцы и годы беззаботного детства неминуемо подходили к концу.
Она была Избранной.
Иногда, когда братья окончательно доводили Фэллон – и почему только у нее было столько братьев? – мать не понимала простейших вещей, а отец требовал слишком многого, ей даже хотелось, чтобы время ожидания наконец закончилось.
Иногда же неминуемая судьба заставляла девочку кипеть от гнева. Почему у нее нет права выбора? Она мечтала вечно охотиться и рыбачить, скакать на лошади и бегать по лесу с собаками. Или даже с братьями.
Но чаще всего Фэллон грустила от горького осознания: нечто вне ее понимания, вне понимания ее родителей требовало развиваться, чтобы исполнить высшее предназначение. Грустила от мысли, что рано или поздно придется покинуть дом и семью.
Она выросла высокой и сильной, свет в ее душе сиял ослепительно ярко. Но мысль о грядущем тринадцатилетии наполняла девочку ужасом.
Она размышляла об этом – обо всех несправедливостях в ее мире и обо всех несправедливостях в мире вокруг нее, – пока помогала матери с ужином.
– Сегодня вечером разразится сильная буря, я это чувствую, – сказала Лана, собирая светло-карамельные волосы в пучок, как всегда поступала перед приготовлением еды. – Но пока погода стоит такая чудесная, следует накрыть стол во дворе. Живее, слей картофель, который бланшируется на плите.
– Почему готовишь всегда ты? – проворчала Фэллон, выполняя поручение матери.
– Твой отец сегодня занимается грилем, – напомнила та, встряхивая закрытую миску, где мариновались колечки перца из свежего урожая.
– Но ты делаешь все остальное. – Почувствовав, как к горлу подкатывает ком, Фэллон перевернула кастрюлю с картофелем в дуршлаг над раковиной. – Почему бы папе, или Колину, или Трэвису хоть раз не приготовить еду самостоятельно?
– Они помогают, как и ты. И Итан тоже понемногу учится. Но ответ на твой вопрос: потому что я люблю готовить. Особенно для семьи.