От полюса к полюсу
Шрифт:
не наслаждение! Первая запись о бане сделана 30 апреля.
Баню придумал Михаил Комаров. Он значился тут механиком и комендантом аэродрома,
но за его плечами была богатая событиями, героическая жизнь. Опытнейший летчик,
участник войны, раненый, с осколками в ноге. Мог бы сидеть дома да греть поясницу, но
разве это жизнь для такого человека! Это был увлеченный, упоенный искатель
нерешенных задач, «арктический Кулибин», который наслаждался, находя решение.
не ошибся в нем, умел подбирать людей. Чуть что — и обращался к Комарову: «Миша,
подумай...» И Комаров думал ночь, думал день. А потом, не имея ни станка, ни настоящего
материала, делал из старых газовых баллонов или из жестяных коробок от пельменей
нужное приспособление.
Сомов и сам любил мастерить. Еще в 1946 году на ледоколе «Северный полюс», где
Сомов был заместителем начальника экспедиции по научной работе, он активно
участвовал в создании и испытаниях гидростатического мареографа для получения
сведений о колебании уровня моря, покрытого дрейфующим льдом. На ледоколе был
построен оригинальный тип мареографа, допускавший возможность работы с борта судна,
несмотря на его снос при дрейфе. Не сюда ли протянулась ниточка мыслей от наблюдений
Сомова за щепками на воде, о которых мы упоминали выше? Этот мареограф встретится
нам и в Антарктиде: в дневнике Первой Советской антарктической экспедиции 20—22
ноября сделана запись: «На припае у мыса Хмары М. М. Сомовым с помощью мареографа
осуществлены наблюдения над приливно-отливными явлениями».
Вместе с Комаровым Сомов на льдине сконструировал и построил дрейфограф —
автоматический прибор для непрерывной регистрации направления и скорости дрейфа
льдины. Правда, он не вполне удался и требовал доработки.
Годичный дрейф — впервые... Сколько еще нерешенных технических задач, сколько
приборов и устройств недостает и существует только в мечте, мыслях, в изобретательных
головах! Парторг СП-2 М. М. Никитин, вспоминая о дрейфе, рассказывает, что Сомов
призывал всех участников дрейфа активно заняться созданием новых устройств,
рационализацией процессов научных наблюдений. Была введена книга
рационализаторских предложений; на производственных совещаниях и в научных группах
Михаил Михайлович не уставал говорить о важности движения рационализаторов,
поощрял наиболее активных.
И вторую важную черту начальника станции отмечает Никитин: он превратил в
непреложный закон взаимную помощь и поддержку, о которой заговорили коммунисты.
Свободного времени па льдине почти ни у кого не оставалось, зато научная программа, как
правило, перевыполнялась.
Чем
Почему все его распоряжения выполнялись с такой готовностью? Молсет быть, он
завораживал своей железной волей, какой-то особой осанкой? Нет, все было много проще
и много сложнее.
Люди разных характеров и привычек, они прожили этот трудный год без мало-мальски
серьезных конфликтов. Были бескорыстно увлечены, захвачены делом, понимали смысл
своей работы. И все же есть основание думать, что 'превратиться в единую сплоченную
семью им помогла также и личность начальника экспедиции.
Сомову было 42 года, арктическое воспитание сам он получал уже добрый десяток лет.
Опыт помогал многое предвидеть, — товарищи это ценили.
Распоряжения Сомова были всегда обдуманны, основательно мотивированы. Хорошо
развитое чувство ответственности оказалось заразительным. Нормы, по которым он
спрашивал с других, он относил к себе самому в первую очередь.
В подобной экспедиции — уйма тяжелых работ. Одна подготовка аэродрома чего стоит!
Но при этом остается в силе главное: каждый ежедневно выполняет свои личные
обязанности по своей прямой специальности согласно научной программе. В том числе,
конечно, и океанолог Сомов. Однако в нужных случаях он и грузы возит, и расчищает
аэродром, работая «в должности бульдозера». Бьет на совесть? А почему нет! Сам-то
живет по совести. Люди, ощущая к себе доверие и уважение, платят взаимностью.
Полюбили его, конечно, и за его человеческие свойства: природную деликатность,
чуткость, доброту. И вместе с тем за живой юмор, острую наблюдательность, склонность к
шутке, без чего в Арктике жить просто немыслимо.
Естественно, что главным делом исследователей были сами исследования. Все они
проводились в обстановке тяжелой, необычной, но всегда в точно положенное время. Вот
как рассказывает Сомов о работе группы океанологов, куда кроме него входили Никитин и
аспирант Гудкович:
«Лунку в палатке мы приготовили не спеша и со всей тщательностью. Ледяной пол
застелили досками, соорудили специальную стойку для батометров и термометров,
установили маленький столик с сиденьем для записывания результатов наблюдения,
наладили в палатке газовую плитку от баллона, установленного снаружи...
Методы наших океанографических наблюдений теперь, возможно, покажутся довольно
примитивными. У нас, например, еще не было эхолота для мгновенного и непрерывного