От Самары до Сиэттла
Шрифт:
Я предложил выбрать Нестерова, который был заместителем председателя арбитражного комитета. Я хорошо знал его по совместной работе на самарской зерновой бирже. Это был человек острого ума. Он не был болтуном и был твёрд в своих мнениях, даже если они не соответствовали мнениям окружающих. Именно он был одним из тех, кто расследовал “дело о коже”. Первый пункт, где были задержаны товары, был Николаевск. Туда направился Нестеров. Через неделю он вернулся, сообщив, что Николаевск переполнен задержанными грузами, большинство из которых принадлежат хорошо известным предпринимателям и успешным кооперативам. Он прочёл мне большой список названий фирм и товаров, добавив: “Вы дали мне грязную работу. Я был бы сейчас
Подтверждение этому пришло вскоре. Секретная служба переслала мне письмо, в котором имя Нестерова упоминалось несколько раз. Письмо пришло из Иркутска. Один из членов сельского кооператива писал своему брату. Он участвовал в собрании тех, у кого были задержаны грузы. Нестеров на этом собрании сказал, что не нужно никому платить за доставку грузов, за это отвечают генерал и сам Нестеров. Написавший письмо не поверил своим ушам, когда услышал это. Он считал, что так может сказать или очень честный человек, или дурак. Но в конце письма он писал о том, что его грузы были отправлены, и он не заплатил за это ни копейки. Таким образом, Нестеров сдержал своё обещание.
Во время моего пребывания на посту министра мне приходилось часто прибегать к арбитражу против военных. Беззаконие и неуважение к закону, которые возникли ещё во время мировой войны и усугубились при революции, проявлялись на всех уровнях управления. Реквизиция жилья и лошадей коснулась даже гражданских властей. Однажды ко мне явилась делегация от крестьян. Они жаловались на то, что у них незаконно отбирали лошадей, якобы для армии. Солдаты выкашивали сено и овёс возле деревень. Вместо того, чтобы использовать своих лошадей, военные требовали у крестьян лошадей, телеги и возчиков для доставки своего имущества в город. И это происходило во время сбора урожая, когда у крестьян не было свободного времени и лошадей. И это было ещё не всё. Крестьянам не заплатили ни за их работу, ни за транспорт, ни даже за фураж.
Когда я обратился в военное министерство и в Генеральный штаб, то ничего не смог поделать, мои усилия натыкались на стену непонимания. Мне отвечали, что гражданские лгут, моя информация не верна, поэтому никакого расследования не будет. Никто мне ничем не мог помочь.
Мои помощники, которые разъезжали по Западной Сибири и бывали во многих деревнях, доставляли тревожную информацию о настроениях среди населения. Почти все жители были недовольны существующей властью, правительством. Очень многие жаловались на высокие налоги: они были в несколько раз выше, чем до революции. Так, где раньше платили налог в восемь рублей, сейчас выплачивали тридцать.
Было созвано совещание по экономическим проблемам. И естественно, что первым был поставлен вопрос о снабжении армии. Один из генералов заявил, что армия должна получить разъяснения по поводу задержки поставок. Мне пришлось выступать. Я испытывал смешанные чувства. С одной стороны, у меня была достоверная информация о положении с поставками в армию, но, с другой стороны, я не хотел всё это выворачивать перед собранием, большинство участников которого были в оппозиции правительству. Поэтому я был осторожен в описании истинного положения дел. Все обвинения были направлены в мой адрес, поэтому я думал, что это приведёт к моей отставке. Председатель совещания профессор Гинс сделал предложение внимательно ознакомиться с работой моего министерства и для этого создать специальный комитет. Это предложение было принято.
Я стал наводить порядок в своем министерстве. Я предоставил отчёты о закупленных товарах и продукции, попросил высказать мнение об этих докладах, но
Тем временем продолжалась организация министерства фронта и мне стало не хватать сотрудников.
Отступление наших войск продолжалось. Я предложил новый способ сохранения нашего продовольствия и амуниции, которым угрожала возможность попасть в руки красных. Я не мог отдать приказ сжигать это имущество, так как это было нашим богатством. Поэтому местные представители нашего правительства должны были оставаться в тех населённых пунктах, которым угрожал захват красными, они должны были открыть склады с имуществом для наших отходивших войск и для местного населения. Идея состояла в том, чтобы красным не досталось всё это, и в то же время, наши солдаты могли этим воспользоваться. Это сработало, и я получал сообщения, что наши склады оставались пустыми, когда красные были на подходе к населённому пункту.
Затем наши стали атаковать, и на какое-то время положение на фронте стабилизировалось. В Омске была объявлена всеобщая мобилизация, и свежие силы начали поступать на фронт.
В конце августа началась постепенная эвакуация из Омска, но правительство пока не трогалось. Население начало движение на восток.
Однажды утром ко мне пришёл Машкевич, бывший служащий нашего технического отдела в Самаре. Он был бледен и его трясло. Он попросил меня спрятать его, так как он серьёзно беспокоился за свою жизнь. С трудом мы его успокоили и попросили рассказать, в чём дело. Он решил выехать на восток со своей семьёй. В прошлом он долго жил в Оренбурге и был дружен со многими казачьими офицерами. Генерал Анисимов, который был одним из командующих среди оренбургских казаков, тоже решил отправить свою семью на восток. Они с Машкевичем купили сорок железнодорожных билетов четвёртого класса, что позволяло им занять целый грузовик. На одной из грузовых станций они начали грузить эту машину. Тут Машкевич увидел Каменева (член правительства), проходящего мимо. Потом Каменев куда-то исчез, но вскоре вернулся с одним из адьютантов Колчака. Этот адьютант начал обвинять Машкевича в том, что он спекулянт и грузит незаконно добытые товары. Машкевич и его помощники были арестованы и препровождены на станцию. Их отпустили, но Машкевич был страшно напуган и говорил, что только я могу его спасти.
Я ему сказал, что адьютант поступил незаконно и находится в большей опасности, чем сам Машкевич, но тот только повторял, что он - всего лишь еврей, а тот - адьютант Колчака. Я обратился по этому поводу к Устругову, министру транспорта. Он объяснил, что формально начальник станции не имел права продавать места в грузовике, так как 19 октября вышел приказ, запрещающий делать это. А грузовик был продан двадцатого. Но, добавил Устругов, начальник получил этот приказ только двадцать первого, так что никто не виноват в этой ситуации.
В это же время к адмиралу пришла делегация от казаков, которые были возмущены тем, что один из их особо уважаемых генералов был оскорблён адьютантом. Все забыли о случае с Машкевичем, и он вместе с родственниками Анисимова благополучно отбыл на восток.
В сентябре я решил вновь выехать на фронт, чтобы увидеть, как обеспечены войска. Больше всего вызывало тревогу состояние транспорта: фронт растянулся по обе стороны железной дороги и было трудно его обеспечивать из-за растянутости. Транспортом управляли военные.