От сентября до сентября
Шрифт:
«Письмо» писалось долго, почти год. Но оставалось незаконченным. Все это время Таня дополняла его подробностями о своей новой жизни в Коряжме, о работе, о подругах по цеху и общежитию. Она восторгалась людьми, с которыми ее свела судьба.
Меня потрясла железная логика Таниных доводов, ее мужественная защита честного образа жизни,
Утром я позвонил в общежитие. Вахтерша ответила, что Таня работает с восьми. Мне не терпелось увидеть ее, поблагодарить за «подробности» и как-то поддержать словом. Я отправился на комбинат и нашел Таню на рабочем месте. Она удивилась, увидев меня. Кажется, даже испугалась.
Какой она была красивой в своем голубеньком комбинезончике на фоне текущего из машины бумажного полотна, которое вдруг представилось мне светлой Таниной дорогой в жизнь, о какой она мечтала и какую, судя по своей письменной исповеди, теперь строила.
— Спасибо, Таня, — сказал я.
— За что? — удивилась она.
— За то, что вы есть…
Она смутилась, заволновалась, как накануне вечером, когда вручала мне тетради, совсем по-детски спросила:
— Что, вам понравилось?
— Наверное, письма надо писать без расчета на то, что их кто-нибудь будет читать. Тогда они получаются предельно искренними.
— Вы первый, кому я это доверила, — торопливо сообщила она. — Не знаю, что меня толкнуло…
— Не волнуйтесь, Таня, — сказал я. — Судя по вашим мыслям и настроению, все образуется.
Она улыбнулась и ответила строкой из стихотворения Евгения Евтушенко:
— «Когда образуется все — то и незачем жить…» Если вам нравится, можете использовать мои записи. Но, конечно, при условии, что фамилия будет изменена.
Я взял на время Танины тетради и надеюсь познакомить с ними читателей. Но это уже будет другая книга…
А в этой мне хотелось написать еще несколько строк о моем первом коряжемском знакомом
В конце января я получил от Семена письмо. «В моем дневнике, — писал он, — отмечено, что вы уехали в Архангельск третьего октября и увезли с собой солнечную погоду. Таким образом, мы не виделись почти четыре месяца. Однако я пользовался слухом, вернее, знаю точно, что вы посещали Коряжму в середине декабря, но, видимо, испугались наших морозов и быстренько дали задний ход. Насчет морозов я, конечно, шучу, знаю: вы арктический человек и непогодой вас не напутать. А ведь зима на самом деле выдалась редкостно жестокая и причинила немало вреда, в том числе — и нашему комбинату. Впервые за многие годы мы не справились с планом декабря и четвертого квартала. Сидели без сырья. Весь год старались, а тут — раз! — и старания полетели в тартарары. Обидно до слез! Просто надо делать выводы…
А как ваши дела? Как давление? Может, послать варенья из черноплодной рябины или ее самую в натуральном виде?..»
Когда в Коряжме прочитают эту книгу, то многие станут спрашивать: «Кто такой Семен? Почему не называют его фамилию? Где и кем работает? Откуда все знает?..»
Пусть каждый читатель оглядится вокруг. Не сомневаюсь, что в своих товарищах он найдет черточки моего знакомого, человека, которому до всего есть дело, которому до боли в сердце все дорого и близко. Пусть, наконец, себя увидит таким — не успокоенным, любознательным, добрым, желающим счастья людям, земле, воде, небу — всему, существующему на нашей прекрасной планете.