От Тарутино до Малоярославца
Шрифт:
Несмотря на очевидные противоречия, эта концепция получила широкое отражение в монографической (см., например, книги Л. Г. Бескровного, П. А. Жилина, Н. А. Троицкого), учебной и справочной литературе (см.: СИЭ, СВЭ).
Изучение разнообразных источников, прежде всего «Переписки Наполеона», изданной в Париже в середине прошлого века, дает возможность ответить на вопрос: куда намеревался Бонапарт вести свою армию, оставив Москву, что планировал предпринять в дальнейшем, а тем самым выяснить историческое значение Малоярославецкого сражения.
В первые две недели пребывания в Москве Наполеон утверждал, что будет здесь зимовать и заставит русское правительство подписать выгодный для него мир. По его приказанию Кремль, окружавшие Москву монастыри и часть сохранившихся зданий были укреплены.
Спешно создавались запасы продовольствия и фуража. По словам адъютанта императора А. де Коленкура, «была произведена тщательная уборка овощей, в частности капусты, на огромных огородах вокруг города. В районе двух-трех лье от города убрали также картофель и сено, сложенное
Что же заставило завоевателя покинуть Москву? На такое его решение повлияли многие факторы. И упорное нежелание русского правительства вступать в переговоры, и начавшееся разложение французской армии, и действия русских партизан и ополченцев (за пять недель войска Наполеона потеряли свыше 30 тыс. солдат и офицеров), и тревожные сообщения из Франции, где поднимала голову оппозиция, и нараставшая мощь русской армии, из Тарутина угрожавшей главной коммуникации Наполеона. В том или ином сочетании эти обстоятельства приводятся историками, когда они объясняют оставление французами Москвы.
Была и еще одна, может быть, наиболее веская причина. В середине сентября активизировались русские войска, находившиеся на флангах, Отдельный корпус под командованием П. Х. Витгенштейна перешел в наступление и овладел Полоцком. На Волынь прибыла Дунайская армия под командованием адмирала П. В. Чичагова. Французское командование внимательно следило за перемещением этой армии и пыталось определить ее предназначение. Наполеон считал ее немногочисленной и думал, что она будет направлена для подкрепления войск Кутузова. Командующий австрийским корпусом фельдмаршал К. Шварценберг, наступавший на Украину с северо-запада, считал, что Дунайская армия будет действовать против его войск. 12 сентября он доносил начальнику Генерального штаба маршалу Л. А. Бертье, «положение и сейчас затруднительно, но может сделаться еще более серьезным». Донесение Шварценберга поступило в наполеоновскую ставку 24 сентября и вызвало беспокойство. Первая мысль французского императора была об измене вассалов: «Австрийцы и пруссаки — враги, находящиеся у нас в тылу», — заявил он. Но особое опасение вызвало прибытие на Волынь Дунайской армии. Наполеон разгадал намерение русского командования встречным наступлением войск с севера и юга перерезать коммуникации французов, отрезать их от тылов. Бертье посоветовал императору «как можно скорее осуществить его первый проект: покинуть Москву и отойти поближе к Польше, так как это поставит преграду всяческим злым умыслам и удвоит наши силы».
С 24 сентября началась подготовка отступления. Наполеон отдал ряд приказов, отражающих его стратегический план ведения войны на новом этапе. Шварценбергу, под командованием которого находился еще и саксонский корпус генерала Ж. Ренье, Наполеон приказал удерживать занимаемые позиции и не допустить продвижения Дунайской армии на северо-восток. Два послания он направил своему тестю — австрийскому императору Францу I. В первом он просил «усилить князя Шварценберга, чтобы он не уронил чести австрийского оружия». Во втором, направленном через два часа после первого, потребовал двинуть в тыл русских войск корпус генерала Г. Рейсса, стоявший в Лемберге (Львове), и направить Шварценбергу 10-тысячное пополнение. «Я сам наметил послать 3 тыс. пехоты, чтобы возместить его потери», — заканчивал свое послание Наполеон. Следовательно, 30-тысячный австрийский корпус должен был получить пополнение в 13 тыс. человек. Своему «старому соратнику», как уважительно называл Наполеон маршала К. — П. Виктора, он подчинил все войска (свыше 40 тыс. солдат и офицеров), расположенные в Смоленской губернии и Южной Белоруссии. Они должны были поддерживать, в зависимости от обстановки, либо группировку Шварценберга, либо корпус маршала Л. Гувиона Сен-Сира, противостоявший войскам Витгенштейна.
В тот же день, 24 сентября, французский император предписал своему посланнику в Варшаве ускорить набор рекрутов в герцогстве Варшавском, сформировать отряды польских «казаков» численностью 30–40 тыс. человек и немедленно послать их Шварценбергу. Наполеона тревожили потери саксонского корпуса Ренье. «Напишите в Саксонию, — дал он указание своему министру иностранных дел Г. — Б. Маре, — чтобы прислали пехотинцев, кавалеристов и артиллеристов для пополнения саксонского корпуса», 15-тысячной дивизии генерала Дюрютта, расположенной под Варшавой, было приказано форсированным маршем следовать на соединение с австро-саксонскими войсками. В директиве Маре от 26 сентября Наполеон сетовал на бездействие австрийских войск в Галиции и предписывал своему министру через Шварценберга и французского посланника в Вене воздействовать на австрийское правительство. «Передайте, — требовал он, — что меня очень удивляет то, принц Рейсе не делает движения в тыл русских войск». В те же дни он просил свою супругу, дочь Франца I: «Пиши чаще своему отцу, рекомендуй ему усилить корпус Шварценберга». Заметим, что до этого с подобными просьбами Наполеон к Марии Луизе не обращался.
Итак,
К. Клаузевиц и Е. В. Тарле считали, что Наполеон не имел возможности отступать южной дорогой, потому что на Смоленской дороге у него располагались продовольственные базы и войска, и он не мог их бросить. Безусловно, Бонапарт, как и другие полководцы его эпохи, придавал важное значение операционной линии, но он не был догматиком, как его пытаются изобразить некоторые историки, так как допускал возможность изменения операционной линии. «Я знаю, — писал он, — что нельзя жертвовать операционной линией и сообщениями: действия такого рода противны здравому рассудку и первоначальным правилам военного искусства. Но в решительных случаях бывают моменты, когда победа требует жертвы и когда приходится сжечь корабли свои».
Именно такой решительный случай и наступил для Великой армии в начале октября 1812 года. Французский император решился «сжечь корабли свои» — перебросить значительные силы со своей операционной линии на юг. Так, минскому губернатору генералу Брониковскому он предписал останавливать все маршевые роты и направлять их на усиление 17-й польской дивизии генерала Я. Г. Домбровского, осаждавшей Бобруйскую крепость. Самому же Домбровскому Наполеон приказал снять осаду, повести наступление на Мозырь, где располагался русский корпус генерала Ф. Ф. Эртеля. «Вы должны отбросить Эртеля», — требовал Наполеон. Л. А. Бертье он предписал создать в Смоленске группировку в составе только что прибывшей из Франции пехотной дивизии генерала Барага д'Илье, восьми французских и польских кавалерийских полков. 8 или 9 октября эти войска должны были выступить из Смоленска и не позднее 11-го прибыть в Ельню, расположенную, как писал Наполеон, «в 22 лье от Смоленска на дороге, ведущей к Калуге». «Эта операция очень важна», — предупреждал он Бертье и тут же давал еще одно указание: «Герцог Беллуно (маршал Виктор. — Б. А.) отправит на дорогу, ведущую в Ельню, артиллерийские орудия и обозы, которые придут в Смоленск». Барага д'Илье получил приказ «устроить новую военную дорогу от города Ельни до города Калуги».
Из мемуаров полковника французской армии барона Серузье видно, что он со своим отрядом, включавшим отборные войска, совершил рейд под Полтаву, а затем, в составе авангарда Великой армии первым ворвался в Малый Ярославец. Все это дает основание заключить, что отряд Серузье проводил глубокую разведку предполагаемого пути движения всей наполеоновской армии.
Сохранились заметки, сделанные Наполеоном в Москве не позднее 24 сентября. В них затронуты два вопроса: условия, которым должен отвечать отход из Москвы и направления отступления. Он рассчитывал отвести армию так, чтобы приблизиться к Франции и подвластным странам, обеспечить войска провиантом и фуражом, занять позицию, позволяющую вынудить правительство России вести переговоры о мире, и, наконец, сохранить престиж. Совершенно очевидно, что смоленско-минско-виленская дорога не отвечала второму условию: от Пюибюска Наполеон знал, что на ней не приготовлено никаких запасов. В том же документе Наполеон отметил, что «Москва больше не представляет никакого интереса», и остановился на трех возможных путях отступления. Отход в направлении на Киев он считал наиболее выгодным, но опасным, так как туда, по его словам, «направляется Дунайская армия». Отступление на Смоленск рассматривалось в двух вариантах: через Калугу или прямо из Москвы. Отдавая предпочтение второму, он перечислял его преимущества: «Врага нет, мы хорошо знаем дорогу, и она короче на 5 маршей, на полпути мы сможем даже получить обозы из Смоленска». Однако, учтя, что «в Смоленске и Витебске очень мало запасов», Наполеон пришел к заключению, что отходить в данный район невозможно. От третьего направления — на Петербург — позже он также отказался. Единственно реальным оставался юго-западный путь. Покидая Москву, Наполеон заявил: «Так как в подобных обстоятельствах надо остановиться на плане наименее опасном, я решился на отступление к Киеву, что кажется наиболее выгодным».
Почему сложилось такое решение? Составляя заметки, Наполеон еще не знал, куда направится Дунайская армия, встречи с которой он желал избежать. В начале октября ему стало известно, что она действует против Шварценберга под Брест-Литовском. Следовательно, ни этой армии, ни других крупных русских сил, как показала разведка, на этом направлении не было.
Среди маршалов Наполеона вначале не было единого мнения. На последнем военном совете, который состоялся в Москве, Мюрат предложил идти на Петербург, Ней — вернуться в Смоленск, а Даву склонял всех напасть на русские войска, сжечь Тулу и Калугу и двинуться на Украину. Победила точка зрения Даву. Служивший в Великой армии голландский генерал Дедем де Гельдер позднее вспоминал: «Был принят совет Даву. Этот план был блестящий и казался возможным, но надо было не медлить в его исполнении». В случае успеха наполеоновские войска двигались бы действительно по богатым, не тронутым войной районам. На их пути находились Трубчевск, Сосницы и Киев, где в начале октября хранилось около 600 тыс. четвертей провианта и фуража; в Орловской, Черниговской и других губерниях также можно было найти продовольствие.