От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое
Шрифт:
И ситуация для союзников в Китае ухудшилась. 1944 год был крайне неудачным для Чан Кайши. Японские войска в апреле приступили к крупнейшей наступательной операции «Индиго» («номер один»). Меньше чем за месяц японцы вытеснили гоминьдановские войска из провинции Хэнань, 8 августа пал Хэньян, японцы устремились в Гуанси вдоль линии Хэньян-Гуйлиньской железной дороги. На оборону Гуанси Чан бросил свою элитную 93-ю армию, но она позорно бежала.
Маршалл нажаловался Рузвельту и уговорил президента 16 сентября направить Чану ультимативную телеграмму с требованием «перед лицом катастрофы… немедленно предоставить генералу Стилуэллу неограниченное командование над всеми Вашими вооруженными силами». Реакция Чана была яростно-обреченной. На полях телеграммы Рузвельта он написал: «Эта телеграмма равнозначна ультиматуму. Она не только унижает меня лично,
Рузвельт не стал сильно настаивать, отозвав Стилуэлла и отказавшись от идеи назначать американского военного начальника над Чаном, после чего посол США в Китае Гаусс подал в отставку, а Стилуэлл предложил Чану засунуть известно куда награду, предложенную им генералу. Рузвельт назначил начальником объединенного штаба генерала Альберта Ведемейера, а послом – бывшего министра обороны США бригадного генерала Патрика Хёрли, после чего китайско-американские отношения наладились. Но китайские войска продолжали терпеть поражения. 11 ноября 1944 года японцы захватили крупнейшие города провинции Гуанси – Гуйлинь и Лючжоу, а затем вторглись в провинции Гуйчжоу и Сычуань. Черчилль вообще опасался «выхода Китая из числа воюющих стран».
К счастью для Чана, на расстоянии 300 километров от Чунцина японцы остановились: на штурм гоминьдановской столицы у них уже не было сил. В результате операции «Индиго» армия Чана Кайши потеряла 700 тысяч солдат и офицеров убитыми и ранеными, а также вооружений, достаточных для сорока дивизий. Армия Гоминьдана перестала быть существенным военным фактором.
В этих условиях все более весомой силой становилась Компартия Китая (КПК) – и это понимали все.
Способность коммунистов пробуждать и использовать колоссальный протестный потенциал огромных деревенских масс вылилась в успешный эксперимент, получивший наименование «народная война». Уходившая корнями в революционную формулу «деревня окружает город», стратегия народной войны была основана на принципе единства крестьянства, партии и армии и включала в себя, по сути, программу широкомасштабной крестьянской партизанской войны. Партия-армия заявляла себя надежным защитником деревенского населения от местных и иностранных врагов.
Вступив в войну в 1937 году с 40-тысячной армией, КПК в 1945 году вышла из нее, обладая уже миллионной боеспособной армией. Население контролируемых КПК территорий увеличилось за годы войны с 1,5 млн до 100 млн человек, причем сама зона этого контроля расширилась с 92 тысяч до 950 тысяч кв. км. Сама компартия выросла с 40 тысяч до 2,7 млн членов.
Позиция Москвы в отношении Китая оставалась двойственной. С одной стороны, она признавала правительство Чан Кайши единственным законным в Китае и выступала за единство всех антияпонских сил. С другой стороны, Сталин не мог не симпатизировать компартии, прекрасно понимая, что ее конечная победа способна радикально изменить соотношение сил на мировой арене в пользу СССР. При этом отношения между Кремлем и верхушкой КПК были сложными.
Молотов опишет деликатность положения: «Стояли два китайских фронта: маоцзэдуновский и чанкайшистский. Советником от нас при Чан Кайши был Чуйков. А при Мао Цзэдуне военного советника не было. Там наши разведчики были, представители Коминтерна. Владимиров был. Но военного советника мы давали Чан Кайши, давали авиацию, артиллерию, вооружения… Но Чан Кайши был нам враждебен… Главная сила была у Чан Кайши. И Коминтерн, и Советский Союз настаивали, чтобы был единый фронт Чан Кайши и Мао Цзэдуна против японцев. Но не получалось… В тот период требовать от Мао Цзэдуна состоять в дружбе с Чан Кайши невозможно, но пытаться создать фронт против японцев было, конечно, необходимо».
Несмотря на многолетнее давление со стороны Москвы и Вашингтона, несмотря на неоднократные клятвы дружбы и сотрудничества, Мао и Чан не могли договориться. Антагонизм был настолько глубок, что новая гражданская война казалась неизбежной. Вооруженные столкновения между войсками КПК и Гоминьдана были отнюдь не редкостью даже в тылу японских армий, несмотря на формально существовавший единый фронт.
Одним из основных источников информации
Мао, уверял Владимиров, стремился отбросить контроль со стороны Сталина и Коминтерна над КПК. Мао считал, что Коминтерн – «иностранный орган, который навязывал свою волю, враждебен китайским особенностям революции и не раз вредил ей».
Молотов на пенсии с карандашом в руках книгу прочитал и оценил ее не очень высоко: «Это в характере воспоминаний – так отредактировать, как будто автор все знал и видел. Но я, например, ни от кого не слышал такой характеристики в таком определенном, враждебном тоне, о таком направлении маоцзэдуновской политики – ни от кого не слыхал, а автор пишет, что все это знал и понимал… У Владимирова очень просто: Коминтерн и Советский Союз были за единый фронт коммунистов и гоминдановцев, а, дескать, Мао Цзэдун шел против этого. Это, по-моему, очень сложный вопрос, и если бы большевики были на месте Мао Цзэдуна… Конечно, правильно, надо создавать единый фронт, и, поскольку Гоминьдан не создавал практически этого народного фронта, а готовился к борьбе против коммунистов, нам нельзя это изображать так, что уже тогда Мао Цзэдун был ярым врагом Советского Союза и потому не шел на единый фронт вместе с гоминдановцами… Сам-то Гоминьдан готовил гибель компартии. Против японцев надо было воевать, но Гоминьдан создавал такие условия, при которых постоянного единого фронта не могло быть».
В годы войны в СССР побывали брат Мао Цзэдуна – Мао Цзэминь, две супруги Мао Цзэдуна – Хэ Цзычжэнь и Цзян Цин. Три сына Мао Цзэдуна – Мао Аньин, Мао Аньцин (от его жены Ян Кайхой) и младенец, которого родила и похоронила в Москве Хэ Цзычжэнь, – а также дочь Цзяоцзяо, или Ли Минь.
Сталин считал отношения с Китаем настолько важными, что замкнул исключительно на себя принятие решений в этой области. При этом в Кремле всячески темнили в отношении своих намерений. Сталин говорил Гарриману 10 июня 1944 года:
– Большой ошибкой Чана является то, что он отказывается использовать китайских коммунистов против врага. Это глупая политика. Китайские коммунисты – не настоящие коммунисты, они «маргариновые» коммунисты.
Молотов убеждал Гарримана и специально приехавшего в Москву по протекции Рузвельта для выяснения «отношения России к китайским коммунистам и позиции России к Китаю» посла Хёрли:
– Некоторые из этих людей называют себя «коммунистами», но они не имеют никакого отношения к коммунизму… Советское правительство никоим образом не связано с этими «коммунистическими элементами».
Американцы до поры покупались на эту игру и тоже искали инструменты воздействия на КПК как одного из активных борцов с японцами. «Мрачный диктатор Чан и его режим неуклонно „теряли очки“, проигрывая в глазах многих американцев „либеральному“ националисту Мао и его „народному“ правительству», – писал биограф обоих Александр Вадимович Панцов. В июле 1944 года на яньаньском аэродроме приземлился американский С-47 («Дуглас») с представителями так называемой «миссии Дикси», в составе сотрудников Госдепартамента, Пентагона и УСС во главе с полковником Дэвидом Барреттом. «Землей Дикси» в США называли мятежные штаты Юга в американской Гражданской войне, так же стали называть мятежные провинции «Особого района» Китая. После этого американцы зачастили в Яньань и в некоторые «освобожденные районы». В Яньани в 1944 году находились 32 сотрудника американской «информационной службы». Основной вывод, который Барретт докладывал в Вашингтон: «Коммунисты по своим взглядам и программе превратились в китайских реалистов. Они проводят демократическую политику, надеясь на одобрение и дружескую поддержку со стороны Соединенных Штатов… Можно привести настойчивые заявления самих коммунистических вождей о том, что дружба и поддержка Китая со стороны Америки важнее, чем со стороны России». В августе Владимиров написал, что «у руководства КПК и американцев – „медовый месяц“. Те и другие усердно обхаживают друг друга».