От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое
Шрифт:
Другим инструментом японизации стало насаждение синтоистского культа, исповедование которого объявлялось обязательным для каждого жителя Кореи. Первое число каждого месяца считалось «патриотическим днем», когда корейцам предписывалось в обязательном порядке посещать синтоистские храмы.
Японские власти организовали также «подразделения несгибаемых» из корейских девушек и женщин в возрасте от 12 до 40 лет: более 200 тысяч сексуальных рабынь направили в японскую армию в качестве «женщин-успокоительниц» (по-корейски – ианфу) для ублажения японской солдатни.
Инициатором армейских борделей
С 1942 года продолжительность рабочего дня для корейцев увеличилась до 11–12 часов, продовольствие распределялось по карточкам. Значительную часть зарплаты приходилось отдавать на покупку облигаций государственного займа, отказ от чего мог закончиться тюрьмой.
В мае 1942 года в Корее была введена всеобщая воинская повинность. Корейцам стали усиленно внушать, что американские дьяволы желали превратить их в рабов.
На Тегеранской конференции Сталин в беседе с Рузвельтом положительно отозвался о решениях Каирской конференции по Дальнему Востоку, отметив, что Корея должна обрести государственный суверенитет, а оккупированные Японией Маньчжурия, Формоза (Тайвань) и Пескадорские острова возвращены Китаю.
У США были свои виды на Корею. Рузвельт на специальном совещании по вопросам тихоокеанской войны 14 января 1944 года заявлял:
– Корейцы пока не в состоянии поддерживать порядок и управлять независимым правительством, поэтому мы их возьмем под опеку сроком до сорока лет.
Необходимость опеки обосновывалась и в специальном докладе исследовательской комиссии под руководством знаменитого историка цивилизаций Арнольда Тойнби, представленном в британский МИД и американский Госдепартамент в январе 1945 года. Там утверждалось, что корейцы не обладают политическим опытом в управлении современным государством и не способны выполнять административные функции. Поэтому для перехода к самоуправлению корейцам потребуется переходная фаза, коей и станет система международной опеки.
Похожий план Рузвельт озвучил Сталину на Ялтинской конференции:
– После разгрома Японии Корейский полуостров следует передать в систему международной опеки, созданной из представителей СССР, США и Китая. Существует почти 50-летний опыт подготовки к самоуправлению Филиппин. Корейцам этот переходный период может быть сокращен до 20–30 лет.
Сталин, не возражая в принципе, заметил:
– Чем короче, тем лучше. А предусматривается ли размещение иностранных войск на Корейском полуострове?
Рузвельт ответил отрицательно, что вполне удовлетворило Сталина, добавившего, что к опеке над Кореей следовало также подключить и англичан.
Союзники и Япония
Советский Союз и Япония – очевидные враги – поддерживали тем не менее дипломатические
Японское руководство, уже предвидя поражение немцев, предпринимало неуклюжие попытки «спасти» своих союзников, а заодно посеять недоверие между союзниками, предлагая свои посреднические услуги по прекращению войны между СССР и Германией. Министр иностранных дел Сигэмицу и военный министр Сугияма неоднократно – в последний раз в сентябре 1944 года – ставили перед Москвой вопрос о приеме японской «специальной миротворческой миссии». Но неизменно получали из Москвы отказ.
В Токио сознавали, что проводившаяся Японией на протяжении войны враждебная по отношению к СССР политика и союзнические отношения с Гитлером не позволяли ей использовать Москву для достижения мира. Тем не менее, японская дипломатия стала прилагать усилия, чтобы создать видимость якобы искреннего стремления «открыть новую страницу» в советско-японских отношениях. С этой целью еще в сентябре 1944 году Сигэмицу разработал «проект предварительного плана для японо-советских переговоров». Главная цель – добиться подтверждения Советским Союзом обязательств, предусмотренных актом о нейтралитете. Вступление СССР в войну против Японии, как там прекрасно понимали, не оставляло Токио ни малейшего шанса.
В Советском Союзе, напротив, началась практическая подготовка к войне с Японией. Впрочем, она никогда и не прекращалась. Штеменко подтверждал: «Уделяя главное внимание действующим фронтам, мы никогда не забывали про Дальний Восток. Скажу больше, в кризисные моменты борьбы с немецко-фашистскими захватчиками заботы о нем удваивались… В трудные дни 1942 года у нас была учреждена должность заместителя начальника Генштаба по Дальнему Востоку, а в Оперативном управлении существовало специальное Дальневосточное направление, возглавлявшееся опытным оператором генерал-майором Ф. И. Шевченко».
Еще в 1938 году Дальневосточный военный округ был преобразован во фронт с тем же названием, в 1941 году то же произошло и с Забайкальским военным округом. Их командный состав, не получивший боевого опыта на германском фронте, в ходе войны постепенно заменялся генералами и офицерами, повоевавшими против гитлеровцев. Так, на пост командующего войсками Дальневосточного фронта в апреле 1943 года был назначен генерал-полковник Максим Алексеевич Пуркаев, возглавлявший до этого Калининский фронт. Боеготовность на восточных границах поддерживалась на таком уровне, который позволял дать гарантированный отпор японской агрессии, но не предоставлять оснований для того, чтобы самим спровоцировать там большую войну.
Важным фактором в дальневосточных раскладах Москвы была Монголия. «После разгрома советско-монгольскими войсками японских захватчиков в районе реки Халхин-Гол по просьбе правительства республики советские части и соединения были оставлены на территории МНР, – писал маршал Василевский. – На базе их в начале Великой Отечественной войны была сформирована 17-я армия, вошедшая в состав Забайкальского фронта… Много и плодотворно трудился по укреплению боевого содружества между воинами двух братских армий Генеральный секретарь ЦК МНРП Юмжагийн Цеденбал, который одновременно был начальником Политического управления МНРА».