От выстрела до выстрела
Шрифт:
— Да мне бы пыль стряхнуть с дороги, — Петя поставил несессер на стул. Обвёл комнату взглядом. — А где Маша?
— Замуж вышла! — не без ехидства заметил генерал.
— Как?! Когда?
— А вот домой вовремя надо приезжать! — не удержался Аркадий Дмитриевич. Петя покраснел до ушей и, довольный реакцией, отец смягчился: — Сюрприз хотели сделать, чтобы вы с Сашей приехали, а у нас тут венчание! Но у кого-то свои планы, мы в них не входим…
— Отец, прости, я же не знал! За кого она вышла?
— За Офросимова, соседа нашего — помнишь?
— Да-да, отставной штабс-ротмистр, кажется?
— Он захаживал
— Так и дорогу забыть было недолго, — прищурился генерал.
— Петя, — сменил тему младший брат, — ты лучше расскажи… как… как ты? Был на Кавказе?
— Да, был, — неудобно было рассказывать всё при отце. Какой бы удачей ни закончилась дуэль, а перед ним сильно виноват за тревоги. Но и скрывать, врать отцу никогда бы себе не позволил.
— И? Не нашёл Шаховского?
— Отчего же? Нашёл, — присев на стул, Пётр тихо заключил: — Стрелялись.
— Попал?! — полезли из орбит глаза Саши. Взбудораженный, он ждал подробностей: — Тебя не ранило?!
— Царапина. А я… да, попал.
— Убил? — нагоняя грозность на лицо, с подлой надеждой спросил Аркадий Дмитриевич, усевшись рядом.
— Нет. Князь жив. Ранен. Доктор что там был, сказал недели две постельного режима, а дальше видно будет.
— Боже, выходит, ты победил Шаховского! — воскликнул Саша. Петя на него серьёзно посмотрел:
— Только мы с ним договорились, что об этой дуэли никогда упоминать не будем.
— Почему?
— Меня из университета могут отчислить, — взгляд робко перешёл на Аркадия Дмитриевича, — отец, если всё-таки станет известно о том, что было… у тебя есть знакомые, замолвить словечко?..
— А когда ты ехал стреляться, тебе в голову не приходило, что за всяким поступком идут последствия? — на укор Петя ниже повесил голову, но генерал смилостивился: — Найдём. Если надобно будет — найдём.
— Вот, пожалуйте! — раскрылась опять дверь, и вошли Марфа с девушкой-помощницей, неся супницу, тарелки, хлеб. — Грибная селяночка! И сметанка к ней, и эти… ягоды крымские, невкусные.
— Маслины, — подсказал Саша механически, хотя знал, что всё равно Марфа не запомнит. А сам помнил о другом: — Кстати, Петя, тебе письмо доставили.
— От кого? — стараясь пока отвлечься от дум о грядущем, полюбопытствовал он.
— Не знаю, конверт не был подписан, сейчас принесу! — Александр выскочил в соседние комнаты, в домашнюю библиотеку, где на секретере складировалась неразобранная корреспонденция. С переездом вышедшей замуж сестры там наметился бардак. Мужчины без женской руки в доме сохранять уют и порядок не умели. Но Саша откопал нужное послание и вернулся: — Вот, держи.
Петя взял чистую, без подписи, оболочку, внутри которой прощупывался лист. Столыпины расселись вокруг стола и, пока прислуга накладывала еду по тарелкам, Пётр вскрыл письмо, никогда не откладывая на потом никаких дел. Его глаза побежали по незнакомому почерку: «Петя! Как видишь, я подаю тебе пример первой, считая, что мы всё-таки договорились на дружеской ноте. А если так, то весьма странно, что ты не сдерживаешь слова и не пишешь. Однако я предположу, что у тебя есть некие неотложные дела…».
Прочтя абзац, Пётр остановился, ничего не понимая. Он не сразу отметил единственное слово, указывающее на
В душу стало закрадываться подозрение, в которое с трудом верилось. Старше? Обещал написать письмо. Нет, не может быть. Неужели? Глаза спешно вернулись к листку: « А я пишу письма часто, и у меня выработалась привычка писать одно-два письма в день. Двор ведь часто переезжает, вот и приходится продолжать общение на расстоянии…». Пётр не выдержал и посмотрел в конец листка. « О. Нейдгард». О! Ольга! О боже! Она! Оля! Она написала ему! Переполненный эмоциями, молодой человек резко встал, ударившись ногами о стол, так что на нём задребезжала посуда.
— Что такое? — замер с ложкой Аркадий Дмитриевич.
— Нет, ничего… — выбираясь из-за стола, чувствуя, как дрожит в трясущихся пальцах листок, помотал головой Петя.
— Куда ты? Ведь остынет ужин!
— Случилось что? — спросил Саша.
— Нет, — удаляясь из зала, ответил старший брат, — всё в порядке! Просто надо сосредоточиться на письме… я вернусь!
Закрывшись в библиотеке, он упал в кресло и, пытаясь почувствовать через страницу аромат духов Ольги Нейдгард, вернулся к чтению. Надо же, стрелять было не страшно, на дуэли не волновался, а вот несколько строк от неё — и он не владеет своим телом, голова кружится и сердце бьётся, как бешенное.
« …Сейчас мы вновь отправляемся в дорогу. Покидаем Москву, чтобы вернуться в Петербург, точнее — на лето Их Императорские Величества будут в Гатчине. О, что это были за чудесные торжества в честь коронации!». Далее Ольга перешла на самый большой абзац с описаниями: въезд золоченых царских карет и двигавшихся за ними открытых фаэтонов придворных, растянувшийся на несколько вёрст, плюмажи гусар, белый конь под императором, звонящие по всей Москве колокола (« У меня до сих пор в ушах стоит звон»), три с половиной тысячи лампочек Эдисона, осветивших вечером стены и башни Кремля. Петя читал и живо представлял все эти картины, будто видел их глазами Ольги. Он бы вечно читал её впечатления и описания далёкого от него великосветского мира балов, церемоний и роскоши, привычных фрейлине Нейдгард, но письмо подошло к концу: « Главным образом я всё же написала потому, что мне подумалось: не слишком ли резко и грубо я тебе ответила при последнем разговоре? Я не хотела тебя задеть, и если невольно сделала это, то прошу прощения! Теперь ты видишь, что я по-прежнему твой друг, и ты можешь смело писать мне». И ниже шла та самая драгоценная подпись.