От выстрела до выстрела
Шрифт:
— Если хочешь, чтобы вышло хорошо — сделай сам. Так любил говорить мой батюшка. Работники, слуги, подчинённые всё делают ответственней и тщательнее в моём присутствии, но только тогда, когда я разбираюсь в вопросе и знаю, как должно быть. Из-за этого я взяла несколько уроков у французского садовника.
— Это… удивительно! И вызывает уважение. Мало кто с такой основательностью подходит к делам.
— Мне… пришлось научиться этому подходу.
— Из-за смерти Ивана Григорьевича? Я узнал, что его не стало, только по пути сюда.
Вера
— Нет, для того чтобы развестись и быть самостоятельной. Независимой.
— И… не тяжело так? Одной. Без мужской помощи.
— Нет, намного легче, чем с ней. Сама себе хозяйка. Делаю, что хочу. Никто мне ничего не скажет.
Пётр прокрутил в голове рассказ извозчика. Должно быть, её муж был совсем несносным человеком.
— Вы смелая. В нашем обществе, кто бы ни был виноват, к разведённым женщинам относятся плохо.
— Я заплатила за то, чтобы не быть виноватой, — Воронина улыбнулась с вызовом, — нет, не подумайте, не слезами и страданиями, а деньгами. Я заплатила теперь уже бывшему мужу, чтобы он подписался под изменами, грехами, рукоприкладством и скрылся с глаз моих долой.
Жадный и низкий, недостойный и отвратительный. Столыпин перебирал оскорбления в сторону Владимира Воронина, не представляя, как можно было довести до таких ненависти и презрения жену, да ещё отдать ей дочь, не стремясь сохранить брак!
— Вы были несчастны замужем? — Петя опомнился: — Простите, это не моё дело, бестактный вопрос.
— Да и ответ очевиден, правда? — не обиделась Вера Ивановна. — От счастья не откупаются.
— Да, конечно.
Она опять посмотрела на часы и, закончив с обедом, поднялась. Столыпин воспитанно встал следом, никогда не позволяя себе сидеть при даме, пока та не разрешит.
— Увидимся за ужином, — сказала она.
Стройная фигура повернулась спиной и вышла. Петя медленно опустился назад на стул. Он был охвачен двояким желанием провести здесь не меньше двух-трёх дней и в то же время уехать немедленно. Пока не захотелось остаться на ещё большее время. А эти карие глаза, вне сомнений, были способны побудить на многое.
Глава XII
Разобрав несколько коробок и скрупулёзно вычитав несколько десятков писем — не упоминается ли там Михаил Юрьевич? — Петя потёр заболевшие глаза. Даже несмотря на его усидчивость и исполнительность, занятие было утомительное. Он устал, и был рад, что выбрал принять приглашение остаться.
Спустившись к ужину, он нашёл его накрытым. Прислуга подносила последние блюда, но хозяйки не было.
— А Вера Ивановна идёт? — поинтересовался Петя.
— Они просили передать, — отчиталась девушка, — что могут задержаться, и вы можете начинать без них.
Подождать? Но кто знает, сколько это займёт времени? А если Воронина задержится всего на пять-десять минут? Невежливо будет уминать за обе щеки
Дверь открылась и вошла Вера Ивановна. При жёлтом свете ламп, чуть приглушенном, её улыбка выглядела женственней и мягче. Она несла открытую бутылку вина, и Пётр, поднявшийся при появлении Ворониной, взял её, протянутую ему:
— Вот, как и обещала, разольёте? — тону её невозможно было сопротивляться, ещё не приказывающему, но уже не просящему, и Столыпин наполнил бокалы. — Я укладывала Зою, простите, дочка не хотела засыпать. Не успели заскучать?
— Я думал о метаморфозах усадьбы. Заметил, что возле манежа и конюшни ещё какие-то постройки, которых не было, но не смог понять — зачем они? Выглядят заброшено.
— Батюшка имел здесь конный завод, под него и строил дополнительные помещения. Я закрыла завод после его смерти.
— Почему? Был убыточным?
— Нет, ну что вы! Кони всегда востребованы и дороги. Но у меня щемило сердце смотреть на бедных животных, которых муштруют, дрессируют, а если они заболели или покалечились — убивают. И запах с той стороны шёл ужасный. Я переделала изнутри здания, привела в порядок и открыла мастерские, в одном, как вы сказали, заброшенном доме, планирую открыть что-то вроде ремесленной школы. Обучать деревенских передовым технологиям.
— Замечательная идея. Это необычно, что у такого отца… — Петя осёкся. — Простите, я опять говорю лишнее.
— Не стесняйтесь. Я люблю честных людей. Что вы хотели сказать? Что батюшка был необразованным? Или бесчувственным? Меркантильным?
— Наверное, я ещё не определился с тем, что хотел сказать, но согласен со всем, что вы перечислили.
— Благотворительностью он хотел заниматься и сам, упомянул это в своём завещании. Под конец жизни он сделался добрее, во многом раскаивался, но многого не успел.
— И всё же, выдать вас, единственную дочь, замуж за того, кого вы не любили…
— Понимаю, всё выглядит так, будто он меня не любил сам, но это не так. Мне было семнадцать, а батюшка серьёзно заболел. Он обеспокоился моей судьбой, как я останусь одна? И для этого был заключён брак. Владимир Петрович — мой бывший супруг, был ему хорошо знаком, он работал в банке, где батюшка хранил деньги, давал ему дельные советы, разбирался в финансах. Казался толковым человеком. Батюшка прожил ещё два года, но постоянно болел, и я просто не решалась усугублять его состояние жалобами. Если бы он узнал, как мы жили, сам бы прогнал Воронина.