От Я до А
Шрифт:
Паня Воробьев очень часто прибегал в столовку первым в силу того, что сидел рядом с выходом и, подозреваю, в силу того, что очень хотел жрать. Голод, как известно, великая сила, способная толкнуть на любые дикие и немыслимые поступки. Вот он и толкал Паню на скоростные рекорды. На каком-то жизненном этапе Паня раздобыл старый, расхристанный и разваливающийся кейс-дипломат, с которым ходил в школу и куда складывал свой скудный ученический скарб. В один из своих забегов, когда Паня уже предвкушал легкую победу над нерадивыми одноклассниками, он швырнул этот самый дипломат в вестибюле перед столовой, где все скидывали свои сумки, пакеты и портфели. Гадский кейс подвел своего обладателя, живописно распавшись на составляющие, самостоятельно выпотрошив свое чрево и вывалив
А Паня однажды учудил непосредственно на уроке биологии, прямо во время занятия. Стояла зима с трескучими морозами, и он пришел в школу в русской национальной обуви – валенках. В теплом помещении ему естественно стало жарко, и он, не утруждая себя долгими размышлениями, снял катанки и в порыве фривольного блаженства закинул ноги на парту. Я так полагаю для лучшей вентиляции и охлаждения оных. Химическая атака была жесточайшей. Если бы немцы применяли это зловоние вместо иприта во время Первой мировой, англо-французские войска быстренько сдались бы в хищные лапки Четверного союза. Семядоля, в обычное время и глазом бы не поведшая на такую наглость, была утомлена шестиурочной бесконечной борьбой с юными биологическими дарованиями и внезапно взорвалась криком:
– Иди воняй в другом месте!
И вроде даже обозначила движение в панину сторону, то ли сбросить смердящие ноги на пол, то ли дать ему заслуженного леща.
Уроки физики у нас взялась вести Олялина Эльвина Николаевна, женщина во многих физических смыслах выдающаяся. Больше всего у нее выдавались широкие бедра и мощный зад, формируя весьма характерную фигуру, за что она и получила кликуху Лампа. Вполне допускаю, что изначально имела место сумбурная битва прозвищ Груша и Лампа, но, так как тема физики все-таки была главенствующей в данном вопросе, дружба не победила, и к Эльвине Николаевне намертво прилепилось название стеклянной колбы с цоколем.
Самым жестоким испытанием для нервов учеников на ее уроках были минуты опроса домашнего задания. Лампа брала в руки классный журнал и под пристально-затаившимися взглядами тридцати пар глаз нарочито долго выбирала очередную жертву. Когда она, например, называла фамилию:
– Веушканова! – все остальные двадцать девять ртов облегченно и шумно выдыхали застывший в легких воздух. После того, как несчастный отмучивался у доски или вообще отказывался отвечать по причине неготовности, игра продолжалась. Количество воздуха в кабинете мгновенно и резко сокращалось, судорожно втягиваемое внутрь неподвижных организмов. В этой игре Лампа всегда одерживала блестящую викторию, вымотав к ее концу из нас все души.
Затем начиналась вторая часть урока, в начале которой Эльвина Николаевна предлагала «быстренько записать тему урока», которая, как водится, сегодня будет очень сложной. Мы с Паней, сидя за одной партой, заметили эти ее постоянные повторения и принялись прикалываться, донимая вопросами:
– А тему быстренько записывать? А сегодня она сложная?
А Лампа либо не обращала внимания на наши подколки, либо просто не понимала, что мы ее стебем.
В один распрекрасный день Лампа произнесла название очередной сложной темы:
– Устройство лампы.
Как в кабинете не лопнули стекла от взрыва хохота и как Земля не сошла со своей орбиты есть одна из величайших загадок вселенной. Урок не был сорван по совершенно непонятной причине. Даже самые непробиваемые в плане веселья одноклассники ржали так, как не каждой породистой лошади удается. Слезы безграничного счастья в конце концов застили глаза каждого из нас. Эльвина Николаевна, искренне не понимая, что происходит,
– Да что вы за дикари такие? Почему над каждым словом надо ржать, как больные?
Как и многим другим прочим в разных школах страны Лампа показывала нам опыты с электричеством, в частности с эбонитовой палочкой. Которая, естественно, тут же была переименована в «ебонитовую». И мы принялись на разные лады шутить:
– Колян! Смотри, ебанет тебя палочка током!
– А тебя, Леха, нет! Ты уже и так ебанутый!
И после этих фразочек раздавались новые, но сейчас уже сильно приглушенные, смешки.
Эксперименты
У нас вообще подобралась замечательная компашка в 8 классе из 6 человек, которая расположилась аккурат в середине правого ряда, у стены. Дело в том, что школьное руководство на нашей параллели решило провести некий эксперимент. Скорее всего, он был санкционирован на всяких вышестоящих уровнях, а мы просто выполнили роль подопытных кроликов, не будучи ни белыми, ни пушистыми. В нашей параллели было три класса, из которых к началу восьмого года обучения слепили четыре. В «А» классе собрали всех двоечников, балбесов, тунеядцев и оболтусов, в «Б» и «В», ребятишек со средними умственными способностями, а в «Г» всех тех, кто учился на хорошо и отлично. Мне невероятным образом повезло, и я угодил в класс к «илите». Перетасовав таким образом пеструю колоду с недозревшими личностями учеников, педагоги принялись претворять в жизнь свой непонятный чудовищный замысел.
Вот и получилось, что четверка из бывшего «Б» класса – я, Лядыч, Паня и Леха Бажин спелась с дружной парочкой из «А» класса Лехой Кушнаревым и Лехой Гордеевым. В итоге мы и оформились в могучую кучку, рассевшись попарно друг за другом – на второй парте я с Паней, сразу за нами Лядыч с Бажиным, и позади всех два Лехи, Гордеев и Кушнарев, под кодовыми кличками Гордей и Кеша. Физика у нас была первым уроком в понедельник, и я частенько с утра зевал в некоей полудреме. Лампа, наглядевшись на мою наглую зевающую физиономию, однажды не выдержала:
– Да что ты все время зеваешь!? Тебе неинтересно что ли?
– Интересно-интересно! – заверил ее я. Невдомек ей что ли было, что широко разевать пасть можно не только со скуки, но и от недосыпа тоже.
Как бы там ни было, но Эльвина Николаевна каким-то непостижимым образом постоянно видела мой затылок, когда я в очередной раз обменивался шуточками либо комментариями с позади сидящими товарищами. Очень часто, после того как в воскресенье по телеку повторно показывали «Ивана Васильевича», «Шурика» либо «Остров сокровищ», мы с парнями несколько первых уроков обсуждали увиденное с комментариями, разыгрыванием сценок в лицах и смехом. Крылатые фразы и знаменитые сцены становились объектами нашего своеобразного синефильского исследования. И так уж получалось, что мой, тогда еще совсем не лысый, затылок маячил перед носом Лампы, как красная тряпка тореадора перед свирепой мордой быка. В ее сознании я стал средоточием всего шума и безобразия, творившегося в классе. Однажды ее терпение лопнуло, и она отсадила меня на «камчатку», заднюю парту. Сильно сомневаюсь, что после этого в помещении стало тише и спокойнее, потому что для коммуникации с друзьями мне пришлось говорить гораздо громче. Соответственно, и им тоже.
Булавки
Но все это было потом, а пока мы осваивали пятый класс, втягиваясь в непростые будни учеников средней школы. Однажды на уроке английского языка мы разбирали разницу в употреблении различных вариантов слова «красивый» в переводе на наш, великий и могучий. Татьяна Павловна объяснила, что слово beautiful применяется к особям женского пола. После этого урока Оксана Шилина подошла ко мне и сказала:
– Oleg, you are beautiful!
Возможно, она просто намекала на то, что я немного похож на девочку из-за того, что у меня были длинные ресницы и вечно красные губы. А, возможно, она не так поняла Татьяну Павловну и сделала мне своеобразный комплимент, заигрывая и намекая на что-то. А я, олух, этого совершенно не понял и тупо оторопел в ответ. А мог бы начать дружбу с первой красавицей класса. Увы и ах!