От звонка до звонка
Шрифт:
– Кровью плевать будешь.
– Пусть кровью. Но тебе ничего не скажу, не жди.
– А я все-таки подожду… И ты жди. Лежи и жди, когда наступит ночь. Недолго осталось. Жди. И думай, как больно тебе будет…
Родиона не трогали весь день. Он отлеживался на нарах и ждал ночи. Его мучители не сводили с него глаз. И тоже ждали.
Руоповский полковник обыгрывал его пока по всем статьям. Сумел изолировать от внешнего мира. Родион не мог ни с кем связаться, и его люди не знали, как выйти на него. Он был брошен на произвол ментовского
Надо всего лишь набраться терпения…
Кабальцев собирался навести большой шухер. Спустит с цепи РУОП, ОБЭП – будут аресты, прокатится волна больших и малых шмонов. И все под вывеской президентского указа. Но ментов надолго не хватит. На защиту Родиона встанут депутаты, люди из правительства. Это большая сила.
Большая прикормленная сила. С ее помощью все утрясется, дела пойдут на поправку. Родиона вытащат из-за решетки.
Пока этого не случится, ему будет худо. Но он все вытерпит…
Да его по-любому вытащат. Ведь за ним стоит весь Заволжск. Кабальцеву туда не дотянуться. А там основная сила, на которой стоит Родион. Витек и Колдун не бросят его в беде. Скорее всего они уже в Москве. И уже что-то делают.
Скоро все будет о'кей…
А еще раньше начнется ад. Сегодняшней ночью…
Так просто сдаваться Родион не собирался. За день он успел поднабраться сил, продумать все возможные варианты.
Как будто знал, с чего начнут менты. Так и случилось.
На него швырнули одеяло. В падении оно должно было развернуться и накрыть его с головой. И одновременно с этим на него должны были наброситься менты – всем скопом. Но Родион не дал застать себя врасплох. Он на лету перехватил одеяло и швырнул его в ближайшего противника.
Родион выиграл не так уж много времени. Всего секунду.
Но этого ему хватило, чтобы обеими руками вцепиться в горло старшего мента. С диким, устрашающим ревом он повалил его на нары, затем вместе с ним скатился на асфальтовый пол.
Как ни пытался мент вырваться из-под него, Родион только сильней пережимал ему горло. Два других мента пытались сорвать его с жертвы. Но тщетно. Тогда они принялись лупить его что есть мочи. Родион не сдавался и не ослаблял мертвую хватку. Мент уже задыхался от нехватки воздуха.
Дикая, первобытная злость в десятки раз увеличивала силы Родиона. И как ни сильны были менты, близился момент, когда им воздается по их заслугам. Один сдохнет, а двое других будут всю жизнь жалеть, что связались с Родионом…
Мент хрипел под ним, еще немного, и он забьется в предсмертной агонии. Родиону не было его жаль. Не в том он состоянии, чтобы кого-то жалеть… Менты тоже не собирались его жалеть. Тяжелый замок из сцепленных рук со всей силы обрушился на его шейные позвонки – Родион потерял сознание и ослабил хватку…
Менты зверствовали почти всю ночь. Приводили его
Все утро он провалялся в отключке. Ребра гудели, все внутренности отбиты. Но, как ни странно, внешних повреждений как бы и нет. Только синяки кое-где по мелочи. Да еще на груди синячище – но это след от пулевого удара…
Профессионально поработали менты, ничего не скажешь.
Но им и самим досталось. Нет в них прежней бравады. На Родиона косятся с опаской. Как на дикого зверя, от которого можно ожидать чего угодно. Не он, а они его боятся… Ничего у них не вышло. И не выйдет…
Родион с огромным трудом поднялся. Каждое движение давалось ценой большой боли. Но он все же доковылял до чугунной параши, через силу справил малую нужду. Так и есть, струя была красной от крови. Да оно и без того было ясно, что почки опущены конкретно.
А менты рядом. Сидят, смотрят на него, скупо усмехаются. Родион ощутил прилив животной ярости. Он развернулся к ментам, до белизны в костяшках сжал кулаки. В бешенстве он готов был на любое безумие.
Менты все как один подорвались со своих мест. Возможно, они были напуганы, возможно, нет. Но, так или иначе, они готовились не нападать, а защищаться.
– Волки позорные! – зло прошипел Родион.
В этот момент открылась дверь. Нарисовались руоповские опера.
– Космачев, на выход!
На Родиона надели наручники, вывели из камеры. Каждый шаг давался с огромным трудом. Но Родион собрал всю волю и остатки сил в кулак – он не позволил, чтобы его страдания прорвались наружу. Никто не должен видеть, насколько сильно он измучен.
Далеко ему идти не пришлось – всего лишь до комнаты, где его ждал Кабальцев. Родион приветствовал его презрительной улыбкой.
– Присаживайтесь, Родион Сергеевич. Вам, наверное, очень больно стоять. Говорят, вы упали с нар и очень сильно разбились, – юродствовал полковник.
Родион присел на привинченный к полу табурет. Оперативник ловко пристегнул его наручниками к специальной скобе.
– Родион Сергеевич, я давал вам время подумать. Надеюсь, вы провели это время с пользой для себя.
– Где адвокат? – мрачно спросил Родион.
– Будет адвокат, – кивнул Кабальцев. – Но сначала вы скажете мне, куда делся Ярков. Я вижу, вы уже созрели для откровенного разговора. Вы же готовы во всем чистосердечно сознаться?
– Я, кажется, спросил, где адвокат?
– Вы хотите сознаться в присутствии адвоката?
– Мне не в чем сознаваться. Я чист, как стеклышко… Ты злишь меня, полковник. Ты очень меня злишь…
– А ты меня уже разозлил. Ты, наверное, уже прочувствовал это?
– Всеми фибрами души. А если вернее, почками,… Ты знаешь, полковник, а ведь мне совсем не больно. Будь другом, отведи меня обратно в камеру. Пусть твои козлы снова массажик мне замацают…
Теперь не мент насмехался над Родионом, а наоборот.