Отбившийся голубь. Шпион без косметики. Ограбление банка
Шрифт:
Какое–то короткое бесконечное мгновение я бежал, утратив всякое равновесие. Ноги все топали и топали, силясь догнать основную массу меня, и я был уверен, что пропашу носом двадцатифутовую борозду в гравии аллеи.
Одновременно я пытался взять себя в руки да еще норовил проскочить между машинами, стоявшими перед домом мистера Гросса, поскольку не имел никакого желания влететь в одну из них на той скорости, с которой перемещался и которую впоследствии оценил в одно и девять десятых числа Маха.
Я слышал много криков и много шума, доносившегося
К сожалению, мне не удалось сделать совершенно необходимый правый поворот. Я продолжал движение по дуге большой окружности. Таким образом смог бы повернуть направо только где–нибудь в окрестностях Монтоук–Пойнт, да и вообще не знаю, куда бы меня унесло, кабы не изгородь на противоположной стороне улицы.
Унесло меня не дальше этой изгороди. Ш–ш–ш–хрясь! Я едва успел поднять руки, защищая голову, и тут изгородь остановила меня, как набитые хлопком ящики останавливают пули при баллистических экспертизах. Я видел это в кино.
Секунду или две я отдувался, повиснув на изгороди, потом кто–то ухватил меня за ворот куртки, и я услышал истошно–настойчивый призыв Хло.
– Пошли! Пошли!
Я пошел. Выбрался из кустов и двинулся прочь. Стрельбы не было вовсе, ни один из преследователей еще не добежал до мостовой, но я услышал, как во дворе заводят мотор машины, а это значило, что Траск и Слейд опять налаживают погоню. И теперь, надо думать, погоня будет азартнее, чем прежде.
Мы понеслись по дороге, миновали тускло освещенный перекресток и нырнули в милый сердцу мрак за ним. Я уже успел снова возглавить отступление – благодаря длинным ногам и полному отсутствию рыцарских достоинств – и поэтому оказался в машине первым. Я влез в нее через дверцу водителя и стал протискиваться на пассажирское сиденье мимо руля, за что он ощутимо саданул меня по ребрам.
Хло ворвалась в кабину по моим стопам, захлопнула дверцу и вонзила ключ в замок зажигания. Оглянувшись, я увидел четыре точечки фар – машины выруливали с подъездной ал леи дома мистера Гросса. Мчались они, понятное дело, на полном ходу.
– Быстрее! – крикнул я.
Но машина уже рванула вперед, и я крепко приложился затылком к спинке сиденья, а вдобавок прикусил язык.
– Пусть только попробуют догнать! – воскликнула Хло и склонилась к рулю. На губах ее играла азартная улыбка, Хло смотрела вперед горящими глазами автомобильного маньяка.
Я зажмурился и принялся ждать самого худшего.
– Я от них оторвалась, – не без гордости сообщила Хло.
Это были первые слова, произнесенные в нашей компании за десять минут или больше. Я бы не сказал, что прошедшие минуты молчания были полны тишины.
Куда там! Скрип покрышек и визг тормозов с лихвой возместили нам недостаток тем для разговора.
Все эти десять минут я просидел с закрытыми глазами. Надеюсь, вы заметили, что я всегда признавал свою
– Куда теперь? – спросила Хло.
– Обратно в город, – ответил я. У меня все–таки хватило ума додуматься до этого за все то время, что я просидел, зажмурившись, в самом сердце визжащей и трясущейся вселенной, – Надо найти полицейского по имени Патрик Махоуни.
– Наверное, это нетрудно, – ответила Хло. – Сомневаюсь, чтобы в управлении было больше полусотни этих Патриков Махоуни.
– Я должен найти своего.
– Зачем?
Ответить было не так–то просто. Сначала требовалось рассказать ей все, что я говорил мистеру Гроссу и что мистер Гросс говорил мне. Покончив с этим, я добавил:
– Я смотрю на это дело так: мне необходимо доказать, что я не стучал в полицию и не убивал мистера Агриколу. Если докажу, что не стучал, это поможет мне доказать, что и не убивал.
– Возможно, – с большим сомнением проговорила Хло.
– Что–нибудь не так? – спросил я.
– Все это звучит слишком запутанно. Ты не знаешь никого из этих людей, не знаком с действительным положением дел, да и вообще. Если ты не стучал в полицию, стало быть, это делал кто–то другой. Если ты не убил мистера Агриколу, значит, это тоже сделал кто–то другой. Может, это был один и тот же кто–то, а может, и нет. Главное состоит в том, что ты не знаешь, кто эти люди, что они делают и чего добиваются. Возможно, ты для них просто нечто побочное, мелкая сошка в каком–то большом деле.
– Вот я и занимаюсь тем, что узнаю все это, – ответил я. – Что мне еще остается? Продвигаюсь от одного человека к другому, от события к событию, в надежде когда–нибудь понять, что же творится, а тогда уже и поправить дело, после чего смогу вернуться в бар и все забыть.
– Ты так полагаешь? – спросила Хло, бросив на меня взгляд, и опять уставилась на дорогу.
Я не уразумел, что она имела в виду, поэтому переспросил.
– Что я «так полагаю»?
– Когда все это останется позади, когда тебе, возможно, даже удастся уладить дело к твоему удовлетворению, неужели ты удовольствуешься тем, что опять заживешь как встарь?
– Ох–хо… – ответил я. – Могу спорить на конфету, что да.
«Удовольствуюсь» – не то слово. Коровы, которых рисуют на банках с сухим молоком, – больные неврастеники по сравнению с тем человеком, каким я стану, когда все это кончится.
Хло передернула плечами.
– Ну, если ты так считаешь…
– Я это знаю, – сказал я, озираясь по сторонам. – Где мы?
– Точно не скажу. Где–то на Лонг–Айленде.
– Это я и без тебя знаю.