Отбившийся голубь. Шпион без косметики. Ограбление банка

Уэстлейк Дональд Эдвин

— О, понимаю! Это вроде как «по договоренности с поставщиками того–то и сего–то ко двору его величества такого–то и сякого–то и ее светлости как–бишь–звать–твоего–дядюшку»? Нет, в данном случае эта надпись имеет совсем другое значение. Я вам не горшок с повидлом.

В каком–то смысле слова он был самым настоящим горшком с повидлом: эта слащавость, этот бархатный воротник, эти остроносые туфли. Но я прикусил язык и ничего не сказал.

— Надпись означает, — не теряя времени, продолжал Юстэли, — что

я встречаюсь со своими покупателями по предварительной договоренности. Все очень просто.

— А… — я снова взглянул на карточку. — Но тут нет ни адреса, ни телефона. Как же люди договариваются с вами?

— Милый юноша, — обратился он ко мне, несколько уклонившись от истины, — не могу же я давать вам объяснения, стоя в подъезде.

— Ой, извините. Заходите. У меня беспорядок, уж не обессудьте. — Я малость стушевался, витиевато раскланялся с ним и отступил, пропуская гостя в дом.

Он оглядел мою гостиную с застывшей вежливой улыбкой, которой та вполне заслуживала, но воздержался от каких–либо замечаний. Вместо этого пришелец, едва я закрыл дверь, сразу же возобновил прерванный разговор (мне бы так уметь).

— Покупатели, — сказал он, — никогда не назначают мне время. Все дело в том, что… — Тут он вдруг настороженно заозирался, словно его встревожила какая–то внезапно пришедшая в голову мысль. — Не опасно ли вести беседу в этих стенах?

— Конечно, нет, — ответил я. — С чего бы вдруг?

— У вас в квартире нет… клопов?

— Ну, вообще–то раз в месяц приезжают с санэпидемстанции, но в таком квартале, как наш, вряд ли можно надеяться…

— Нет, нет! Я имею в виду микрофоны. Подслушивающие устройства.

— Ах, вот вы о чем! Да, конечно, этого добра хватает. Главным образом в штепсельных розетках и еще в нескольких местах. Но эти штуки больше не работают.

— Вы уверены? Вы отключили все до единого?

— Ну, скажем, большинство. Крысы сгрызли проводку. Тот микрофон, что был в бачке над унитазом, сожрала ржавчина. Думаю, на заводе сдуру сделали его не из того материала. А тот, что был в холодильнике, я облил молоком. Вот тут, по краям кушетки, стояли два светильника, но ФБР подменило их, поставив такие же с виду, только с микрофонами внутри. Их унесли взломщики, когда забрались ко мне, и вот уже года полтора меня вообще не прослушивают. Только телефон, разумеется. А что?

— Мои слова предназначены только для ваших ушей, — он подался ко мне. — Это доверительно. Секрет. Тайна. На моей карточке нет адреса и номера телефона, Потому что никаких покупателей не существует. Все это — лишь фасад, крыша!

— Что «все это»?

— Ну, карточка.

— А–а–а–а–а… Понятно. А что скрывает этот фасад?

— Мистер Рэксфорд! — возвестил он. — Ответ на этот вопрос может служить объяснением моего присутствия здесь. Если вы…

—

Извините, — прервал я его. — Я даже не предложил вам присесть. Пожалуйста, располагайтесь. Нет–нет, не на диване, он падает. Полагаю, вот это кресло — лучшее, что у меня есть. Не угодно ли баночку пива?

— Нет, благодарю вас, — кажется, мой гость немного рассердился, когда я перебил его. — Если бы мы могли вернуться к пред…

— Да, разумеется. Прошу прощения. Я весь внимание. — Я пододвинул старый кухонный табурет и уселся напротив плетеного тростникового кресла, в котором по моему совету расположился мистер Юстэли. — Итак?

— Благодарю, — произнес мой гость, заметно успокоившись, и, понизив голос, продолжал: — Сейчас я говорю с вами не как с Юджином Рэксфордом, холостяком тридцати двух лет от роду, получающим в среднем две тысячи триста двенадцать долларов годового дохода с тех пор, как его выгнали из городского колледжа, и живущим бобылем в… — тут он обвел мое обиталище очень выразительным взглядом, — несколько стесненных обстоятельствах. Нет. Тот Юджин Рэксфорд не имеет никакого значения. Он — ничтожество и даже того меньше.

Вот как! Последние тринадцать лет я думал, говорил и даже писал о себе то же самое, но когда совершенно незнакомый человек высказал все это прямо мне в глаза, я почувствовал себя немного неуютно. Кроме того, откуда он столько знает про меня? Ведь он же не из ФБР.

— Вот как… — начал я, но гость решил вести разговор по своему сценарию.

— Тот Юджин Рэксфорд, который нужен мне, — продолжал он высокопарным, не терпящим возражений тоном, — не кто иной, как национальный председатель Союза борьбы за гражданскую независимость! Да будет уделом его процветание! Пусть стремится он неотвратимо к своей цели! Да сбудутся его мечты!

Мне подумалось, что этот тип, должно быть, торгует одеждой военного образца. Когда возглавляешь движение, которое придерживается крайних взглядов, такие встречи неизбежны. То и дело приходят люди, которым неймется снабдить тебя военной экипировкой, армейской символикой, сбагрить тебе излишки оружия. И все они полагают, будто я купаюсь в золоте, поступающем прямиком из Москвы. Поэтому я весьма прохладно воспринял хвалебные песнопения господина Юстэли. Более того, я спросил:

— К чему все это пустословие?

— Мистер Рэксфорд, — ответил он, подавшись вперед и наставив на меня палец с чистым ухоженным ногтем, — вы когда–нибудь слыхали о военизированном подразделении «Сыновья Америки»?

— Нет.

— О Национальной комиссии по восстановлению фашизма?

— Нет.

— О партии передовых рабочих?

— Нет.

— О братстве «Фонд защитников Христа»?

— Нет.

— О боевиках из отряда «Сыны Ирландии»?

— Нет.