Отбор для ректора академии
Шрифт:
Становилось зябко. Нарушив молчание, я прошептала бытовое заклинание, высушившее одежду.
Если простужусь, магия мне точно не поможет.
— Почему вы мокли? — вновь повторил вопрос мужчина.
Я и не заметила, как поравнялась с ним. Искоса взглянув на его ровный профиль, я удивилась четким линиям — угловатый подбородок, выделяющиеся скулы, прямой нос. Волосы слегка блестели от влаги, руки были затянуты в черные перчатки.
— На это были личные причины. — Лучше ответить так, чем вновь соврать. — Как вас зовут?
В этот раз я решила не
— Рандел, — не замедляя шага, ответил маг. Дорожки в саду петляли, поэтому путь до беседки тянулся едва ли не в три раза дольше, чем если бы мы шли напрямик.
— Красивое имя, — спокойно, без лишней притворности отозвалась я.
Мы неспешно приближались к беседке. Едва я шагнула на мраморную ступеньку, меня окликнули:
— Эльза… — Из уст Рандела мое имя звучало красивее. — В следующий раз не забудьте поесть, прежде чем следить за кем-то.
Я смутилась. Но удостоверилась хотя бы в одном своем предположении — мужчина и правда догадался о моем присутствии тогда в библиотеке. Только как он узнал, что это была именно я?
— Это вышло случайно. Но спасибо вам за помощь, — поспешно произнесла я и скорее ретировалась в беседку, окруженную похожим магическим куполом.
Внутри оказалось значительно теплее, словно где-то источал жар камин. Ректор сидел за столом, рядом разливала кипяток по чашкам служанка.
— Долго же вы шли, Эльза, — сделал замечание Бенедикт и, обратив взор на работницу, добавил: — Можете уйти. Насовсем. Потом все уберете.
Девушка мигом прошмыгнула мимо меня на улицу, под дождь. Я проследила за ней тревожным взглядом.
— Так вышло.
Прошла вперед и села на пустующий стул.
— Мне показалось, вы довольно близки с моим другом, — с непроницательным видом продолжил ректор.
В этот раз он был одет как-то по-домашнему — в тонкую темно-синюю кофту и коричневые брюки. Но цепочка артефакта все равно виднелась на шее, и лишь теперь я обратила внимание на внушительный перстень на его пальце — серый металл и черный камень с алой трещиной в центре, что словно рассекала его пополам.
— Нет. Не близки. — Несмотря на мой ответ, ректор нахмурился.
— Тогда о чем разговаривали? — допытывался он, а мне стало не по себе. Все же мы собирались обсудить совсем иные вещи.
— Я просто спросила его имя.
— Зачем?
— Он показался интересным и умным человеком, вот и все, — сохраняя спокойствие, отозвалась я. Одного конфликта мне было достаточно.
Лицо Бенедикта напоминало непроницаемую маску.
— Что же насчет меня? — донесся вопрос, а я обожгла язык кипятком.
Торопливо, со звоном поставив чашку обратно, я спросила, что он имел в виду. Карие глаза ректора смотрели на меня упрямо, даже с толикой наглости, словно он не просто спрашивал, а требовал, чтобы я удовлетворила то ли его сиюминутную прихоть, то ли очень важное желание.
— Что скажете обо мне? Каким вы видите меня? Говорите правду, иначе договор даст об этом знать.
— Что? Какой договор?
— Наш с вами.
— Но как?.. — непонимающе протянула я
Я ведь тоже одна из претенденток, поэтому даже не могу соврать о себе!
— Вы… — Слова не находились. Они иссякли. Я рассерженно сложила руки на груди.
Бенедикт поставил локоть на стол. Я отодвинула стул, желая оказаться дальше, а его ножки предательски скрипнули, выдавая меня.
— Так что скажете, мисс Лост? Я все еще жду ответа.
— Почему вас это интересует? — нервно спросила я, потихоньку закипая.
Всю жизнь я была лишена выбора, в приюте за нами следили, решали, когда мы можем выходить в город, а когда нет. Даже обучали нас тому, на чем остановят свой взор работники приюта. В свое время я потратила битые часы на игре на флейте. Четыре года ненавистных занятий, и все потому, что одним прекрасным утром воспитательница принесла футляр с инструментом и сказала, что один из богачей оплатил учителей для приюта и мне достался флейтист.
А теперь с каждой новой встречей с ректором мне казалось, будто я возвращаюсь в прошлое, в котором мне многое дается и я вроде бы должна быть благодарна, но меня лишают свободы выбора и зажимают стальными тисками, погружая в душный плен.
— Хочу убедиться, что ничто не повлияет на ваши суждения, — холодно проговорил Бенедикт.
— Вы на что-то намекаете? — Челюсть уже ныла от того, как сильно я ее сжимала.
Бенедикт отпил чай, словно намеренно растягивая время.
— Нет, говорю прямо. Ни симпатия, ни неприязнь не должны никак сказаться на вашей работе.
— Не беспокойтесь. Может, по мне не скажешь, но я очень ответственна.
— Рад слышать. — Голос ректора звучал подчеркнуто официально.
Вспышка очередной молнии, сверкнувшей снаружи, пробилась рассеянным светом сквозь купол над беседкой.
Напряжение напитало воздух. Мои пальцы плотно обхватывали чашку, выдавая дискомфорт, тогда как ректор оставался самим собой. Я словно очутилась на одном из лекционных занятий.
— Я как раз хотела спросить у вас… — Голос предательски дрогнул, выдавая волнение. — Какие качества вы бы хотели видеть в своей жене? Я сейчас общаюсь с девушками и пытаюсь составить свое мнение о тех, с кем ранее была незнакома.
Из маленького кармашка в брюках я достала сложенный лист бумаги и кусочек карандаша, сточенного почти до основания, и приготовилась записывать.
Бенедикт внимательно проследил за моими действиями, никак их не прокомментировав и лишь скептически изогнув бровь.
— Рассудительная, воспитанная, послушная, та, что поможет мне в моих исследованиях и кое-каких имперский делах. Не устраивающая сцен, не дерзящая… — На этом моменте я остановилась, перестав записывать, а ректор все продолжал с самым невозмутимым видом. — Сильная, умеющая за себя постоять и поддержать диалог с влиятельными людьми. Но самое главное, что может перечеркнуть недостаток некоторых других качеств, — искренняя, не лицемерная. Я не требую любви, но желаю правды.