Отчаяние драконов

Аренев Владимир Константинович

С громким сварливым скрежетом дверь камеры захлопнулась, в скважине с трудом повернулся ключ, и стражники ушли прочь. Одмассэн молча развязал свой заплечный мешок и, расстелив дорожную скатерку, начал выкладывать оставшиеся припасы.

– Давайте-ка перекусим, - глянул он на парней из-под густых бровей. Мнмэрд, на-ка факельный держак, у нас еще остались факелы - зажги один. Пристраивайтесь, у нас впереди долгий разговор с Монном и, надеюсь, выступление в Пещере Совета. Ренкр, ты на самом деле всерьез решил, что хочешь отправиться в Эхрр-Ноом-Дил-Вубэк за осколком

Камня жизни?

Тот рассеянно кивнул.

– Тогда тебе руководить войском, - категоричным тоном заявил Одмассэн.

– А как же Монн?
– язвительно поинтересовался Мнмэрд.

– Оставьте это мне, - отмахнулся Одинокий.

Утомленный загадками и тайнами, обрушившимися на него за последнее время, Ренкр даже не стал удивляться такому не в меру самоуверенному заявлению Одмассэна. Он только отстраненно хмыкнул, отодвинулся в угол камеры и словно провалился в темный колодец, очень похожий на тот, где их с Трандом оставил дракон, - колодец, который, похоже, даже не знал, что существует такое слово, как "дно".

Ренкр падал и падал, мимо него с бешеной скоростью проносились выгнутые замшелые стены, он изредка протягивал руку и касался влажных прядей мха, и они как будто ласкали ладонь. Затхлый воздух несся навстречу Ренкру, вбиваясь в ноздри, застревая в волосах, раздувая рукава легкой полотняной рубахи. Где-то внизу вдруг возникло алое свечение, которое начало пульсировать в такт биению его сердца. Потом свет выплеснулся на него, обжигая глаза, окутывая парня своим холодноватым туманом, надрываясь на все голоса:

– Остановись!

Он возразил:

– Но я не могу. Я же падаю.

– Остановись!
– предостерегал туман.
– Остановись, пока еще не совсем поздно! Остановись!!!

Ренкр попытался ухватиться за кустики мха, зацепиться за них, чтобы прекратить это нелепое падение, но мох с чавкающим звуком обрывался, клочья прилипали к пальцам, и юноша стал трясти руку, чтобы сбросить их. Потом посмотрел на ладонь - вместо мха к ней прилипли волосы, измазанные в липкой красной жидкости. С ужасом он понял, что эта жидкость - кровь.

– Остановись!

– Я хочу это сделать, слышите, хочу, но не могу!

Ренкр еще раз попытался ухватиться за мох

/или что это там такое?!/,

но все повторилось с тем же результатом.

– Остановись!

– Я...

– Оставьте его, - прозвучал еще один голос, твердый и властный. Другие замолчали, а этот продолжал говорить: - Неужели вы не видите: он не в силах остановиться. Он уже низвергся и падает; и никто, ничто не способно прервать это падение. Никто и ничто. Предначертанное должно свершиться, и оно свершится. Довольно слов.

И алый свет потух, осталась только тьма, и тьма злобно свистела в ушах Ренкра, а он все падал, падал, падал... А в голове эхом звучали слова: "Он уже низвергся и падает; и никто, ничто не способно прервать это падение. Он падает, падает, падает..."

Ренкр выставил перед собой руки, всей душой желая оттолкнуть то, к чему так стремительно приближался, то, что ожидало его на самом дне, где бы это дно ни находилось.

Но - не было сил, не было удачи, не было надежды ничего не было. Только тоска, глубокая непреодолимая тоска, от которой хотелось завыть и начать рвать в клочья грудь, чтобы выдрать горящее сердце и отбросить прочь, как можно дальше от себя. Но даже этого было невозможно сделать, оставалось только лететь навстречу неведомому, но нежеланному будущему.

– Нет!!!

– Спокойней, парень, спокойней, это был всего лишь дурной сон. Одмассэн похлопал долинщика по спине, подал чашку с холодной водой, и Ренкр одним глотком опрокинул ее в пересохшее горло.
– Не принимай так близко к сердцу.
– Одинокий тяжело вздохнул, поднялся на ноги и прошаркал в другую часть камеры, к двери, в которую принялся стучать - размеренно и неторопливо. Было видно: он делает это уже не в первый раз и совершенно не надеется, что его услышат.

К удивлению узников, на стук неожиданно быстро отреагировали: дверь распахнулась и внутрь вошел Монн в сопровождении вчерашних стражников.

Вэйлорн попросил воинов подождать его за дверью, и те повиновались, но, уходя, начальник стражников из-за спины военачальника подмигнул заключенным. Монн застыл у двери, внимательно всматриваясь в лица паломников. Он сильно постарел и осунулся, лицо, казалось, немного перекосилось, и уродливый шрам был теперь еще более заметен.

– Ты уж садись, чувствуй себя как дома, - криво усмехнулся Одмассэн.

Вэйлорн проигнорировал усмешку.

– Я предупреждал вас, - холодно обронил он.
– На вашем оружии нет рун, и если вы можете доказать иным способом, что были в Нижних пещерах, то сделайте это как можно скорее, в противном же случае вас казнят. Вернее, поправил он себя, - вас изгонят, что в принципе равнозначно смерти, так как вас изгонят поодиночке.

Одинокий сплюнул на и без того не отличавшийся чистотой пол камеры, скривился:

– Нечестно играешь, Монн, нечестно. Руны нанесены на клинок Ренкра. И ты об этом знаешь.

Вэйлорн дернулся, как от удара, - словно его уличили в чем-то зазорном. Он резко обернулся, позвал стражников и потребовал, чтобы те принесли меч долинщика.

Через несколько долгих минут клинок оказался в камере, и Монн обнажил меч, демонстрируя его паломникам. К их ужасу, на оружии на самом деле не было рун!

Как будто по наитию Ренкр протянул руку к мечу:

– Позволь.

Монн медленно протянул клинок рукоятью от себя, и парень принял оружие. В это время факел, зажженный Мнмэрдом сегодня утром, зашипел и потух.

Сначала ничего не происходило, но потом сам воздух в камере словно бы сгустился, наполнился чем-то невидимым, но от этого не менее других предметов присутствующим в пещере. В полутьме камеры на клинке стали медленно проступать голубоватым пульсирующим свечением руны Ворнхольда. Они казались неуловимо знакомыми и в то же время абсолютно непонятными. Руны выглядели так, будто в клинке Ренкра был сокрыт сгусток света, а на поверхности металла прорезаны щели, через которые этот свет и пробивался наружу.