Отчет следователя
Шрифт:
– Он – ваш люб…. – слово «любовник» показалось мне грубым по отношению к ней, и я в последний момент заменил его более мягким, – возлюбленный?
Она засмеялась тихим смехом, потянула рукой застежку-молнию куртки. Несмотря на то, что рубашка у нее была застегнута почти до горла, при виде очертаний ее высокой груди, размера второго-третьего, у меня легкая дрожь пробежала по позвоночнику. И стало неприятно, когда она сообщила:
– В некотором роде.
– Значит, убить хотели из ревности?
– Мои мотивы – это мое дело.
Я
– Нет, не ваше! Мне нужно знать, как квалифицировать ваше деяние, а для этого…
Я не успел завершить мысль, как она перебила меня:
– По статье двести семьдесят семь Уголовного кодекса Российской Федерации – покушение на государственного или общественного деятеля, связанное с его должностными или общественными обязанностями.
Я едва не упал со стула от неожиданности: мало того, что она знала процессуальный порядок, так еще и статью назвала, и не испугалась слова «квалификация».
– Вы имеете отношение к правоохранительным органам?
Она отрицательно качнула головой, отчего яркие локоны метнулись по плечу, заставив меня представить, какие они мягкие на ощупь:
– Нет, но мое первое образование – по специальности уголовное право.
Я постарался свести наш разговор в шутку:
– В таком случае, с вами будет нелегко, всегда трудно с теми, кто знает законы. Так, почему вы решили убить зама губернатора? За что? На улице, при его водителе и секретаре, вы и скрыться не надеялись, зная, что сидеть вам года четыре минимум. Благодарение богу, что мужик жив остался.
Она снова безразлично повела красиво развернутыми плечами, я продолжал:
– Да каков бы ни был человек, разве заслуживает он смерти? Жизнь-то свыше дана. И, кроме того – разве ваша собственная судьба вас не волнует? Что он вам сделал, Софья Станиславовна, что вам наплевать на собственную судьбу?
Она молчала. Нет, так разговорить ее не получится, и временно я сдался, и поднялся со стула:
– Ладно. Запишем ваши показания, оформим постановление о возбуждении уголовного дела, и далее – мера пресечения…
– Можно вас попросить, Ростислав Сергеевич? – снова перебила она. Я удивился тому, что она запомнила мое имя и сказал:
– Можно.
Она написала ручкой на листе несколько цифр:
– Позвоните по этому номеру и объясните ситуацию человеку, который возьмет трубку.
– Хорошо, – я сказал это, понимая, что для другого, я бы этого не сделал, – это ваш адвокат или родственник?
– Нет, это мой коллега, он встретит моего сына в аэропорту, когда он прилетит через две недели из английской школы. По всей видимости, я не буду иметь возможности сделать это сама.
Я мрачно шлепнулся обратно на стул – час от часу все хуже.
– У вас ребенок, а вы, вместо того чтобы заниматься им, занимаетесь отстрелом представителей власти? И что, за ним присмотреть некому?
– У меня никогда не было ни мужа, ни родителей.
Мне стало вдруг безумно жаль ее, хотя к жалости ни ее манеры, ни поведение ее не располагало. Злясь на себя, я бросил:
– Так вы теперь хотите, чтобы и у вашего ребенка матери не было?
Она опустила взгляд, впервые избегая смотреть на меня. Так, надо мне взять себя в руки, не то я черт знает что наговорю.
– Ладно, простите. Сколько лет ребенку? Семь-восемь?
– Девять.
– Ясно. Поскольку у вас малолетний сын, а на зама губернатора еще раз вы напасть не будете иметь возможности, сделаю вам подписку о невыезде, – я вынул из ящика стола бланк, когда поднял голову, серые глаза смотрели на меня с удивлением:
– Вы серьезно?
– Я никогда не шучу с мерами пресечения, – сухо ответил я ей. – Дадите письменное обязательство, в котором обязуетесь не покидать город и не менять место проживания. Живете там же, где и прописаны? Тем лучше. По вызову будете являться ко мне и оперативным сотрудникам – для проведения следственных действий, и в суд. Это понятно?
– Да.
– И еще одно. Если потерпевший вдруг умрет – мне, вероятно, придется изменить меру пресечения. Вы окажетесь в СИЗО. Так что, упаси вас бог попытаться навредить ему.
Она внимательно смотрела на меня, склонив голову на бок:
– Я думаю, мне это больше не понадобится.
Почему-то мне показалось, что за этими словами стоит не столько страх оказаться в следственном изоляторе, сколько и что-то иное. Интересно, что именно?
– И по итогу вам придется объяснять, по какой причине вы напали на заместителя главы города, так что начинайте писать связную речь.
В серых глазах мелькнула насмешка, интересно, что смешного я сказал? Чтобы скрыть собственную обескураженность, я выудил из ящика стола ключи от наручников, приблизился к ней, и склонившись над ней, разомкнул браслеты. Кому другому я велел бы встать и вытянуть руки. Черт, этого только не хватало… Тем более, что кожа у нее оказалась гладкой и горячей, а на тонких запястьях остались бордовые следы, при виде которых у меня почему-то перехватило дыхание. Чтобы сказать что-то, я сказал:
– Это скоро заживет. Вам надо подписать протокол допроса, ознакомление с постановлением и об избрании меры пресечения.
Остальное время прошло в молчании: я оформлял документы, она, мельком взглянув, ставила подпись. Когда она вернула мне последний лист протокола, она наконец, подняла голову и сказала, глядя мне прямо в глаза:
– Спасибо.
– За что? – я расслышал в собственном голосе предательскую хрипотцу. Она приподняла уголок губ:
– За человечность…
– Не нарывайтесь, и когда вызову – без глупостей. Идите.
Она поднялась, светски-вежливо сказала:
– До свидания, – и вышла из кабинета.