Отчий дом. Семейная хроника
Шрифт:
— Значит, правда?
— И не в Сибирь, и не в каторгу, и не в тюрьму…
Леночка поняла одно: старается успокоить, но — правда…
И она, кинувшись на грудь Малявочки, обхватила его шею руками и разразилась неутешным рыданием…
— Ну, полно, полно, перестань!.. — ворковал Павел Николаевич веселым, полным мужества и спокойствия баском. — Ну, ну! Ты все еще птичка Божия…
Посадил на диван, отпоил холодной водой и начал наскоро зашивать нанесенную кем-то на базаре душевную рану жены своей:
— И какой дурак так напугал мою птичку? Во-первых — не в Сибирь и не в каторгу, а просто в Архангельск, губернский город Архангельск.
— Там на собаках, кажется, ездят? — тихо спросила Леночка, отирая платком слезы.
523
Памятник М. В. Ломоносову сооружен скульптором И. П. Мартосом и в 1832 г. установлен на Соборной площади Архангельска. В 1867 г. перенесен на площадь перед губернскими присутственными местами.
— И на оленях, и на собаках, но никто не возбраняет ездить и на лошадях. В городе много извозчиков, а на собаках и оленях путешествуют только самоеды [524] и научные экспедиции… Город стоит на огромной реке, вроде Волги, на Северной Двине… Кстати — там бывают великолепные северные сияния! Там избранное интеллигентное общество, не чета Алатырю. Там, можно сказать, — сливки интеллигенции…
— Какие сливки?
— Да ссыльные. Много почтенных общественных, работников, публицистов, писателей, людей науки… И наших земцев много! Туда и воронежских земцев — Бунакова, Мартынова, выслали, тверичан некоторых… Знаешь, туда же отправили и нашего Елевферия Митрофановича Крестовоздвиженского! Там вообще мы найдем немало знакомых…
524
Самоеды… —старое название народов, говорящих на самодийских языках, — ненцев, энцев, нганасан, селькупов.
— Туда же? — улыбаясь сквозь слезки, радостно спросила Леночка.
— Откровенно говоря, я готов благодарить Плеве за эту интереснейшую командировку! Сперва я поеду один, найму хорошую квартиру, вообще устроюсь, а потом вы все приедете. Я давно мечтал вылезти из нашего болота, отдохнуть и попутешествовать…
Вообще выходило так, что Леночке оставалось не плакать, а радоваться. И она повеселела. Беспокоил ее только денежный вопрос, но и тут они, посоветовавшись, нашли выход: у бабушки — Леночка это знает! — припрятано было двенадцать тысяч. На свадьбу Наташи ушло всего три тысячи, значит — девять осталось. У Леночки есть фамильные бриллианты, даны были в приданое…
— И потом эти матушкины предки… Три портрета писаны знаменитым художником Левицким [525] , — ведь это мертвый капитал! — вспомнил вдруг Павел Николаевич. — Ведь это верных тысяч… ну, пятнадцать — двадцать тысяч! Кому нужны эти предки?!
— Ты поговори с матерью… Ведь я не менее пятнадцати лет батрачил на всех в имении! Наконец, я надеюсь, что
525
ЛевицкийДмитрий Григорьевич (ок. 1735–1822) — живописец, мастер парадного и камерного портрета. Учился в Академии художеств, с 1779 г. там же преподавал. Одна из самых известных картин Левицкого — портрет Е. Н. Хрущевой и княжны Е. Н. Хованской (1773). Создание Левицким портретов предков — Кудышевых свидетельствует о родовитости этого дворянского семейства.
Тут Леночка улыбнулась, прижалась к мужу кошечкой и призналась, что у нее самой припрятано пять тысяч двести!
— Вот ты меня все бранил, говорил, что это — мещанство, а теперь…
— Ну, а теперь поцелую!
После ужина Леночка отправилась наверх к бабушке, чтобы рассказать ей обо всем, что случилось, и выпросить «предков» из отчего дома…
Заряженная оптимизмом Павла Николаевича, Леночка говорила с бабушкой таким тоном, что та рассердилась:
— Чему ж ты сдуру обрадовалась-то?
— Там нам будет лучше даже, чем в Алатыре! Весной и мы переедем…
— Нет. Меня избавьте от этого удовольствия. Никогда ни в тюрьмах, ни в каторгах, ни в ссылках еще не бывала, этой чести не удостаивалась! Пусть уж сынки эту царскую службу и отбывают. С меня и этого достаточно, Ленушка… Мне бы только в мире и покаянии скончаться Бог привел…
Леночка незаметно перешла на нужду в деньгах и на ликвидацию «предков».
Бабушка сперва рассердилась и расплакалась:
— Эх, детки! Отца родного готовы продать…
Потом смирилась: есть там один портрет дальнего предка, по каким-то воспоминаниям родовым, непутевого, безбожного человека, который из православной веры в раскол ушел… Его, пожалуй, и не жалко отдать бабушке. Только чего он стоит?.. Его отдам, а других, пока жива, не могу. Вот помру — тогда все равно уж…
Поохала, покряхтела бабушка, порылась в какой-то рухляди, отвернувшись лицом к стене, и дала Леночке что-то завернутое в шелковую тряпочку:
— На вот тебе… Тут пять тысяч… Умрешь, ничего с собой не возьмешь…
Леночка вздрогнула от радости и стала нацеловывать бабушку…
— Поедем, бабушка, с нами!
— Нет, не проси… Хочу в родную землю лечь…
— Ну что вы, бабушка, такое говорите… Успеете еще… поживете еще…
Поздно вернулась Леночка на супружеское ложе. Павел Николаевич уже улегся и читал «Русские ведомости», в которых было напечатано иносказательно о разгроме земцев. Приводился список «временно переезжающих на жительство» в город Архангельск общественных деятелей. В этом списке значилось и его имя. Это внесло в душу его некоторую удовлетворенность своей личностью, а тут еще улыбающаяся Леночка, полная радостной тайны.
— Ну, как дела, птичка?
Леночка наскоро сбросила халатик и нырнула под одеяло. Все прекрасно! Сама ехать не хочет, но вот… дала пять тысяч… и разрешила взять один портрет… Знаешь, с левого края!
— Это же лучший портрет Левицкого!
— Вот видишь: у меня пять тысяч двести да эти пять тысяч! Да, наверное, и Наташа пришлет. У них денег много…
Так все прекрасно, что Леночка перекрестилась и обняла горячими руками своего героя Малявочку…