Отчий дом. Семейная хроника
Шрифт:
— На каком основании вы присвоили себе монополию на интернационализм? Надо условиться, что мы понимаем под этим словом. Вы толкуете интернационализм как антинационализм.Но я укажу на вождей немецкой и французской социал-демократии Бебеля [362] и Жореса [363] . Эти, несомненно, социалисты понимают интернационализм, как и мы, а именно: как сотрудничество всех национальностей в творчестве на благо всего человечества, как обмен всяческими национальными достижениями, а вовсе не как национальную кастрацию. Национальная стихия для человека — как вода для рыбы, в ней он наилучшим образом приспособлен для всяческого творчества. По своей национальности я — русский, и в России я наиболее приспособлен к творчеству на всех путях, в том числе и на социальном. Я не знаю ни английского, ни французского языка, не знаю, допустим, ни истории, ни нравов и обычаев этих народов, — пошлите меня к этим народам, и я окажусь там совершенно бесполезным как для окружающих, так и для себя
362
БебельАвгуст (1840–1913) — деятель германского и международного рабочего движения, один из основателей (1869) и руководителей социал-демократической рабочей партии Германии и II Интернационала, социолог, философ, историк.
363
ЖоресЖан (1859–1914) — руководитель французской социалистической партии, с 1905 г. один из лидеров Объединенной социалистической партии. Основатель газеты «Юманите» (1904).
— Это необходимый временный компромисс… с буржуазными предрассудками…
— Необходимый, однако? Временный! На сколько тысячелетий, позвольте узнать? До того момента, когда все человечество заговорит на общем волапюке [364] ? Те же Бебель и Жорес признали полную совместимость социалистических убеждений с долгом социалиста защищать свою национальную независимость… Значит, Бебель и Жорес, по Ленину, буржуи? Отлично, тогда и мы согласны называться буржуями! Далее… Мы танцуем от русской печки, на которой спит Илья Муромец. А вы танцуете от Марксовой печки, которую только еще строите, но ваш Маркс танцевал только от английской печки [365] ! Короче: необходимо каждому народу танцевать от своей национальной печки.
364
Волапюк —искусственный язык, изобретенный в 1879 г. немецким католическим священником Иоганном Мартином Шлейером, который хотел создать язык международного общения. Стал широко известен в конце XIX в.: выходила газета, было проведено несколько конференций. Однако в начале XX в. язык утратил свою популярность и был практически забыт, чему послужила сложность применения и бедность словарного состава.
365
Экономическое учение К. Маркса опиралось на английскую классическую политическую экономию А. Смита и Д. Рикардо, у которых он заимствовал теорию стоимости, закон тенденции прибыли к понижению, фактор производительности труда и др.
— Одним словом — вы националист и русский патриот, о чем я и говорила!
— Такой же, как вожди Второго Интернационала, ваши же Бебель и Жорес!
— Вот поэтому-то Ильич и говорит, что пора сбросить грязное белье Второго Интернационала [366] , в котором царствует буржуазный социализм, и создать новый, Третий Интернационал…
— С вашим супругом во главе?
— Опять «супруг»! — с отчаянием произнесла Марья Ивановна, и все дружно захохотали.
366
Второй Интернационал —международное объединение социалистических партий, основанное в Париже в 1889 г. при ближайшем участии Ф. Энгельса. Продолжил традиции Первого Интернационала. В 1900 г. был учрежден руководящий орган — Международное социалистическое бюро. Однако постепенно значительную роль стали играть реформисты, что вызывало недовольство левых, считавших необходимым создать новую международную организацию, нацеленную на свершение мировой революции. II Интернационал перестал функционировать с началом Первой мировой войны. Третий Интернационал был организован в 1919 г., объединил компартии различных стран.
— Есть еще желающие?
Скворешников постучал чубуком трубки:
— Прошу слова!
На сей раз приятная для Марьи Ивановны неожиданность: Скворешников оказался на стороне еще раз обиженной «супругом» Крупской. Он стал доказывать, что давно пора сдать в архив на хранение все эти национализмы и патриотизмы, потому что все это — буржуазные надстройки и баррикады на путях к социализму:
— Я утверждал это значительно раньше товарища Ленина. Я всегда повторял, что национализм и патриотизм — категории старого мира, несовместимые с грядущим социализмом. Это был компромисс, в котором ныне уже нет ни необходимости, ни смысла. Очень жаль, что товарищ Ленин приписывает это открытие себе… Я писал об этом еще в 80-х годах [367] , — Скворешников злобно покосился на супругов Гавриловых и продолжал: — Да и на что нужна эта национальность, когда капитализм ломает все перегородки между народами, и в недалеком будущем человечество разделится только на две нации: одна очень много кушает и мало работает и другая — очень мало кушает и очень много работает!
367
В работах П. Н. Скворцова 1880-х гг. отстаивалась точка зрения, согласно которой разложение общины и «освобождение» (т. е. экспроприация) крестьянства от земли в конце XIX века в России неминуемы, и никакие попытки
Все, кроме Пенхержевского, дружно захохотали, а Пенхержевский, посмотрев на часы, встал и начал одинаково любезно со всеми прощаться:
— Чрезвычайно интересно, но, к сожалению, поздно уже…
Докладчице он сказал:
— Я чрезвычайно рад счастливому случаю познакомиться с вами. Прошу засвидетельствовать мое почтение вашему супругу! Я во многом пока с ним не согласен, но это неважно: все дороги ведут в Рим! [368]
368
Выражение получило широкое распространение после появления басни «Третейский судья, брат милосердия и пустынник» французского баснописца Жана де Лафонтена (1621–1695). На центральной площади Рима — Форуме — когда-то стояла мраморная колонна, от которой во все концы гигантской Римской империи расходились так называемые консульские (главные) дороги.
Товарищ Крупская как внезапно появилась, так внезапно же и скрылась с никудышевского горизонта, но вызванное ею в отчем доме возбуждение умов продолжалось. В «акушерком штате» еще долго шла идеологическая грызня, и ее отголоски нередко раздавались на буржуазной террасе главного дома за вечерним чаепитием, когда сюда стягивались все кадры разнопрограммной революционно настроенной публики.
Однажды начавшись перестрелкой между молодежью, это возбуждение разгорелось в настоящий общий бой, захвативший даже Машиного мужа и Павла Николаевича. Сашенька явилась с томом сочинений Н. Михайловского, а Костя Гаврилов, перелистывая эту книгу, случайно наткнулся в «Литературных заметках» автора на такое место [369] , которым удобно было пырнуть Сашеньку и собственного брата, отстаивавших во время диспута с Крупской возможность совмещения национализма и патриотизма с социализмом. Конечно, Костя сейчас же прочитал вслух это каверзное место: «Что такое отечество? Это не просто известная страна… это — сумма географических, экономических, юридических и политических фактов и идей, завещанныхотцами, совокупность предрассудков и установившихся идей, которых не может принять все человечество. Культ слов, дающий возможность надувать не только других, но и самих себя!» Вот что сказал ваш же Михайловский!
369
Имеются в виду статьи Н. К. Михайловского, печатавшиеся под этим названием почти в каждом номере журнала «Русское богатство» и имевшие широкий резонанс. Эта рубрика сохранялась и в его собраниях сочинений. Вероятнее всего, речь идет о прижизненном полном собрании сочинений в 6 томах, издававшемся в 1879–1883 и повторенном в 1896–1897 гг.
С этого и началось. Бабушки не было, а потому воцарилась полная свобода слова. Сашенька с мужем начали огрызаться:
— Смотришь в книгу, а видишь фигу! Михайловский пишет тут о наших черносотенцах, превративших отечество в корыто для собственного кормления!
Стрельнула Ольга Ивановна:
— Любовь к отечеству и своей национальности есть любовь к собственным болячкам!
— А вы, сударыня, без этих болячек? — спросил хмуро Машин муж.
— Мы? Нас не надуешь тем, чем надувал Карамзин наших дедов! [370]
370
Возможно, подразумевается вера в неминуемое прогрессивное развитие человечества, чему отдал дань Н. М. Карамзин в своих исторических и философских трудах. В целом его взгляды можно охарактеризовать как рациональный провиденциализм и консерватизм (он уповал на самодержавие, которое обеспечит в России «отеческое правление», что снимает необходимость индивидууму действовать самостоятельно).
— Какую же мазь, сударыня, вы употребляли для излечения этих болячек?
— Марксистскую! — выстрелил в поддержку Ольги Скворешников.
— А! Понятно, понятно! Ваш Карл Маркс, как еврей, не имел отечества, вот поэтому эта мазь так успешно излечивает от любви к отечеству и национальной гордости… от веры в Бога, от законного бракосочетания, от любви к своему народу… Никаких болячек не оставляет.
Иван Степанович, продолжительное время молча слушавший спор молодежи, наконец не выдержал и прорвался:
— А вот сам-то он этой мазью, наверное, не мазался. Только другим эту вселенскую смазь делал! А вот мы, старики, гордимся этими болячками.
— Кто это «мы»?
— Отцы ваши!
Павел Николаевич громко заявил:
— Прошу меня из списков отцов вычеркнуть! Я не отношу себя к патриотам своего отечества!
— Может быть, ты не считаешь уже себя и русским? — спросила ехидно тетя Маша.
— Русским считаю.
— Слава Богу! А то я испугалась: не помазали ли уж и тебя этой мазью!
— Но я — не националист!
— Знаю, знаю… Ты признаешь все национальности, кроме русской!
— Мне никаких признаний не требуется… со стороны… защитников «самодержавия, православия и народности»…
Тетя Маша демонстративно удалилась. За ней ушел и Иван Степанович.
Последовала продолжительная пауза неловкости.
Пенхержевский, по обыкновению, выручил:
— Это наша общая славянская черта: сражаться между собой больше, чем с общим нашим врагом.