Отчизны внемлем призыванье...
Шрифт:
Может быть, не столь блестящи по форме, как письма Раевского — профессионального литератора-поэта, послания декабриста Горбачевского, но сущность их та же. «Я не верю никакой гласности в печати, не верю успеху ни в чем, не верю обещанной свободе, не верю даже нашей, до нас касающейся амнистии» [30] . Это уже 1862 год.
А вот другой отзыв Горбачевского на свершившуюся крестьянскую реформу. Он обращается к былому другу — князю Оболенскому 22 марта 1862 года: «Я даже еще хорошо не понял и свободу крестьян, что это такое — шутка или серьезная вещь. Постепенность, переходное состояние, благоразумная медленность — все это для меня такая философия, которую я никогда не понимал» [31] .
30
И. И. Горбачевский.
31
Там же, стр. 197.
Относительно иллюзорности серии «бумажных реформ» резко высказывался и декабрист Д. И. Завалишин.
Читая гневные строки, вспоминаешь и пронизанные мудрой горечью, иронией письма к сестре непримиримого декабриста Михаила Сергеевича Лунина, погибшего в Акатуйском руднике.
Вслед за Раевским, Горбачевским, Завалишиным к самой левой группе старых декабристов можно причислить в годы революционной ситуации и Александра Викторовича Поджио. Уходя в своих воспоминаниях, опубликованных уже после его смерти, в историю крестьянского вопроса, Поджио говорил о действиях Пугачева: «Его (Пугачева. — Н. Р.) разбоям предшествовали разбои дикой власти, те, которые и ввергли целые поколения в ту пропасть общественную, которая извергла одни заявления отчаянного мщения… Если Пугачев пошел разбоем, то Михельсон (генерал, разбивший Пугачева. — Н. Р.) пошел тем же путем с тою разницею, что первый стоял за свободу, а последний настаивал на закреплении злодейского рабства!..» [32]
32
А. В. Поджио. Записки декабриста. М.—Л., «Молодая гвардия», 1930, стр. 81.
Крестьянская революция в России, крестьянские восстания закономерны, неизбежны, исторически оправданы, утверждал в 60-е годы деятель 1820-х годов…
Итак, знакомство с фактами жизни декабристов, их идеалами, стремлениями, интересами, практической деятельностью в 50–60-х годах заставляет понять и по достоинству квалифицировать этот завершающий рубеж в истории декабристского движения. Положительная роль их присутствия в общественно-нравственной жизни России того времени несомненна, заметна, весома.
То, что революционеры 60-х годов считали себя прямыми наследниками декабристов и между двумя поколениями не существовало пресловутой «антиномии», придуманной Мережковским, доказывает революционная прокламация шестидесятников, названная «К молодому поколению» и появившаяся осенью 1861 года. Она открывалась двадцатистрочным эпиграфом рылеевского стихотворения «Гражданин».
Говоря о декабристах левого крыла в 60-е годы, таких, как Батеньков, Раевский, Горбачевский, Поджио, можно с полным основанием переадресовать к их запечатленным на бумаге мыслям высказывание В. И. Ленина о Николае Гавриловиче Чернышевском: «Это были слова настоящей любви к родине, любви, тоскующей вследствие отсутствия революционности в массах великорусского населения. Тогда ее не было» [33] .
33
В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 26, стр. 107.
Первый декабрист
Любовь к правде — вот все мои титла и права.
В 1911 году отмечалось 50-летие крестьянской реформы. Либеральная общественность рассыпалась в славословиях по поводу пресловутого «освобождения». А писатель-народник Владимир Галактионович Короленко выступил в журнале «Русское богатство» с очерком «Легенда о царе и декабристе». Это было романтическое повествование о… военном губернаторе Нижнего Новгорода Александре Николаевиче Муравьеве. Короленко рассказывал о бывшем декабристе, который на рубеже 50–60-х годов прошлого столетия, облеченный правительственным саном, пытался сделать все возможное для защиты прав и свободы народа. Отдав себя претворению в жизнь юношеской «мечты» о полной свободе крестьян и убедившись, что это неосуществимо, старый мятежник понял, что «его роль кончена», и «подал в отставку» [34] …
34
«Русское богатство», 1911, № 2, стр. 139.
Через три года после ограбления крепостниками крестьян, закрепленного «Положением 19 февраля», Муравьев умер. Эта коллизия несколько
Короленко захватил сюжет очерка. В феврале 1911 года он сообщал дочерям из Полтавы: «Сегодня, наконец, я закончил свою срочную статью… Вышло не так, как я себе представлял, садясь за работу, но фигура интересная. Почувствуете ли Вы то, что я хотел передать: мечта юности, которую человек осуществляет стариком. Формы для вас непривычные: юношей — член общества или точнее „Союза благоденствия“, потом городничий, наконец, губернатор, остающийся в душе членом „Союза благоденствия“. Между прочим, родной брат виленского вешателя» [35] .
35
В. Г. Короленко. Соч. М., ГИХЛ, 1956, т. 10, стр. 464.
За 73 года до выхода этого очерка, еще при жизни декабриста, сделал того же Муравьева своим литературным героем Виссарион Григорьевич Белинский. Это было в 1838 году. Белинский передал в цензурный комитет пьесу «Пятидесятилетний дядюшка». Один из персонажей драматического произведения — некто Петр Андреевич Думский — декабрист, возвратившийся из сибирской ссылки и сохранивший верность идеалам юности. Его прообразом был Александр Муравьев. Пьесу запретили.
Первой в истории русской литературы попыткой создать образ героя-декабриста Белинский был обязан своему тогдашнему другу Михаилу Александровичу Бакунину, позднее известному анархисту.
Бакунин познакомился со ссыльным родственником Муравьевым, когда тот из Таврической губернии перебирался на службу в Архангельск и при этом лишен был права заехать за соответствующими документами в Петербург — навязчивые страхи и после 14 декабря долгие годы терзали Николая I.
«Я подружился с Александром Николаевичем Муравьевым в настоящем и полном смысле этого слова, — заверял Бакунин, — мы с ним сошлись в том, что составляет сущность наших двух жизней; разница лет исчезла перед вечной юностью духа… Он редкий, замечательный и высокий человек» [36] .
36
М. А. Бакунин. Собр. соч. и писем. М., изд. Всесоюзного общества политкаторжан и ссыльнопоселенцев, 1934, т. 2, стр. 153.
Муравьев казался Бакунину особенно симпатичным еще и потому, что пылкому молодому человеку очень нравилась дочь декабриста — Софья Александровна. «Мне кажется, что я люблю» [37] ,— писал он в той же весточке к сестрам.
Увлечение личностью декабриста Бакунин передал и Белинскому. Но это не все. Образ человека, создавшего первую тайную организацию — Союз Спасения, покорил и норвежского ученого — физика Ханштевена. В описании его путешествия в Россию русскому революционеру было посвящено немало проникновенных строк. Книга Ханштевена появилась впервые в Швеции, а в 1854 году часть ее, касающаяся пребывания ученого в Иркутске, встреч со ссыльнопоселенцем и его женой — Муравьевой (урожденной княгиней Шаховской), последовавшей за «государственным преступником», была напечатана в популярной немецкой газете Allgemeine Zeitung [38] .
37
Там же.
38
РО ГБЛ, ф. 233, картон 36, ед. хр. 39.
Автор записок о Сибири рассказывал биографию, полную военных подвигов в Отечественной войне 1812 года, рассказывал о человеке, который страстно любил родину и сочувствовал угнетенному крестьянству. «Он участвовал в 30 больших и маленьких битвах в войне против Наполеона… получил наградное оружие с золотой надписью „за храбрость“ и множество орденов. Но особое значение придавал он только Кульмскому кресту, который обрел в кровавой битве 30 августа 1813 г., где захватил в плен отряд с 10 тыс. человек. В 1815 г. он был при взятии Парижа… Он охотно воспринял при своем несколько приподнятом образе мыслей и мечтательном характере идею конституционного правления, которая, как он верил, способна сделать счастливым его Отечество. Покоренный этой идеей, он вернулся в Санкт-Петербург и создал Союз» [39] . Это было в 1816 году.
39
Там же.