Отцы-основатели. Весь Саймак - 4.Заповедник гоблинов
Шрифт:
Единорогов уже нигде не было видно — наверное, они все еще неслись прочь, углубляясь в лес.
Иоланда стояла как ни в чем не бывало. По ее виду никак нельзя было сказать, что ее только что чуть не затоптали единороги: плащ ее был по-прежнему чист, из прически не выбилось ни волоска.
— А что с тем человеком? — спросил Харкорт.
— По-моему, это был не человек, — сказал Шишковатый. — Я, как и аббат, решил, что это медведь.
— Но если это все-таки человек, — сказал аббат, — нам подобало бы еще немного задержаться
— Если только от него осталось хоть что-нибудь, над чем можно читать молитву, — заметил Шишковатый.
— Мне очень жаль, аббат, — сказала Иоланда, — но я думаю, что Шишковатый прав. Не надо бы нам больше терять время. Пора двигаться дальше.
— Я убежден, что это был человек, — возразил Харкорт. — Оставить его просто так было бы неблагородно и нечестиво. Пусть он мертв, мы должны что-то для него сделать.
— Чарлз, ты не в своем уме, — сказал Шишковатый. — Сколько раз на твоих глазах погибали люди — ты это видел и шел себе дальше.
— Да, но…
— Я вынужден согласиться, — сказал аббат. — Как это ни прискорбно, нам, наверное, надо двигаться дальше. К тому же я думаю, что это был все-таки медведь.
Они направились к западу по гребню холма. Идти здесь было довольно легко, и продвигались они быстро. Иоланды не было видно — она шла где-то впереди, разведывая дорогу. Никто не заметил, как она исчезла из вида: только что была тут, и вот ее уже нет.
— Я проголодался, — пожаловался аббат. — Мы ничего не ели со вчерашнего вечера. Как насчет того, чтобы сделать остановку и закусить хлебом с сыром?
— Достань еду из своего мешка и ешь на ходу, — предложил Шишковатый.
— Не могу я есть на ходу, — возразил аббат. — У меня все в животе бултыхается и начинаются колики.
— Часа через два или около того мы сможем остановиться на ночлег, — сказал Харкорт. — Солнце стоит уже низко. Мы прошли порядочное расстояние. И прошли бы еще больше, если бы не задержались из-за этих единорогов.
Аббат что-то недовольно проворчал, но продолжал идти, время от времени ускоряя шаг, чтобы не отставать от остальных.
Прошло еще около часа, и гребень, по которому они шли, начал спускаться в глубокую долину. Над долиной клочьями висел туман. Сквозь него сверкало множество небольших озер и проток. Далекие белые холмы по ту сторону долины казались голубоватыми в свете уходящего дня.
— Болото, — недовольно сказал Шишковатый. — Надеюсь, нам удастся найти обход. Идти вброд через болото — штука малоприятная.
— Оно не такое уж большое, — заметил аббат. — И мне кажется, оно тут не совсем на месте. Болота бывают большей частью на ровной местности, а не посреди холмов.
— Болота бывают везде, — возразил Шишковатый, — где только может скапливаться вода.
— Может быть, стоит изменить наш план? — сказал аббат. — Не лучше ли нам свернуть на север и отыскать римскую дорогу? Римляне строили
— На римской дороге нас сожрут раньше, чем сядет солнце, — сказал Шишковатый.
Харкорт услышал позади себя шорох листьев и быстро обернулся. В нескольких футах от него стояла Иоланда, низко надвинув на лицо капюшон.
— Господа, — сказала она, — я нашла совсем близко удобное место для привала. Там рядом ручей с чистой водой, а на дереве подвешен молодой олень.
Аббат мгновенно повернулся к ней.
— Оленина! — произнес он внезапно охрипшим голосом. — Оленина! А я тут мечтаю поесть хоть хлеба с сыром!
— Идите за мной, — сказала Иоланда, и они последовали за ней.
Еще не начинало темнеть, когда они устроились на ночлег. Ярко горел костер, рядом лежал запас дров, а на углях жарились огромные куски оленины.
Аббат сидел, прислонившись спиной к стволу огромного дерева, сцепив могучие руки на животе и положив рядом свою тяжелую булаву, и принюхивался к аромату жареного мяса.
— Я считаю, именно так лучше всего завершить наш день после всего этого лазанья по горам, единорогов и драконов, — сказал он с удовлетворением. — Запах оленины искупает все испытания, через которые мы сегодня прошли.
— Там, впереди, болото, — сказал Шишковатый Иоланде. — Нам нужно будет его пересечь?
— Нет, не нужно, — ответила она. — Мы можем его обойти.
— Слава Богу, — вздохнул аббат и повернулся к Харкорту: — Нашей проводнице просто цены нет.
Когда мясо изжарилось, они поели, потом поджарили еще и тоже съели. В конце концов аббат уже не мог заставить себя проглотить ни кусочка. Борода его лоснилась от жира.
Сытые и довольные, они удобно расположились вокруг костра. Аббат разыскал у себя в мешке бутылку вина и пустил ее по кругу. Уже окончательно стемнело. Над болотом перекликались ночные птицы, легкий ветерок шелестел в верхушках деревьев. Все чувствовали себя прекрасно. Что-то уж слишком хорошо, подумал Харкорт. Несмотря на наслаждение, доставленное сытным ужином и отдыхом после трудного дня, его одолевали недобрые предчувствия. Слишком тут хорошо, думал он. А ведь это враждебная страна, здесь не должно быть так хорошо.
Он взглянул на Иоланду, которая сидела, скрестив ноги, на земле по другую сторону костра. В ее лице появилась мягкость, которой он до сих пор не замечал. Может быть, это только так кажется в свете пламени, подумал Харкорт. Но она, очевидно, не испытывала никакого беспокойства. А именно она, наверное, раньше других почувствовала, если бы им грозила какая-нибудь опасность.
Аббат с трудом поднялся и подбросил в костер дров.
— Стоит ли? — спросил Харкорт. — Может быть, теперь, когда мясо зажарено, дать костру догореть? Нам лучше бы сидеть без огня.