Отцы
Шрифт:
Они вышли на широкую буковую аллею. Венсенн, очевидно, уже недалеко. Пленные указывают на что-то впереди и перешептываются. Хардекопф видит, что у домов, к которым они приближаются, стоят французские военные. С пленниками происходит удивительная перемена. Они ступают тверже, расправив плечи, высоко подняв головы.
На шоссе, перед отрядом французских кавалеристов, выстроена длинная шеренга людей в штатском. Это пленные; некоторые из них закованы в кандалы. Французский офицер, с хлыстом в руках, проходит вдоль шеренги. Те, на кого он указывает хлыстом, отходят к группе, стоящей в стороне, под развесистым буком. Ее охраняет с
Хардекопф слышит громкие вопли и смех, слышит крики на непонятном ему языке. Слышны возгласы «браво». Все заметили идущий отряд, все взгляды устремлены на приближающихся людей. Офицер поворачивается спиной к пленным и указывает на маленький отряд во главе с Хардекопфом. Офицеры смеются и перебрасываются словами, смысла которых Хардекопф не улавливает. Он приказывает своему отряду остановиться, подходит к офицеру, вытягивается во фронт. Хоть это и французы, но приказ есть приказ! Хардекопф рапортует, что ему поручено сдать четырех коммунаров. Версалец, который, вероятно, ни слова не понял из сделанного по-немецки рапорта, лукаво улыбается и благосклонно хлопает Хардекопфа по плечу. «Allons!» Офицер указывает на группу под буком. Пленники Хардекопфа, все с той же горделивой осанкой, молча идут на указанное место. Хардекопф провожает их глазами и видит, что почти все отобранные — штатские, среди них есть и женщины. Он еще раз подходит к французскому офицеру и указывает, что приведенные им лица — штатские. Офицер дружески улыбается и кивает:
— Да, мосье… Мерси, мосье…
Хардекопф со своими солдатами уходит. Но он все оглядывается. Что там происходит? Что будет с этой отобранной группой людей? Вдруг он видит, что пленных, стоящих под буком, ведут на противоположную сторону шоссе. Солдаты берут ружья наперевес. Хардекопф останавливается посреди дороги и в ужасе глядит на то, что там делается. Товарищи тоже стоят и смотрят.
— Как же так! — вскрикивает Хардекопф. Он узнает среди тех, кого ружьями согнали в кучу, бородатого рабочего в серой куртке.
Гремит залп. И еще один. И вот уже пленных не видно. Одного из упавших возле рва офицер, командовавший расстрелом, ногой столкнул вниз.
— Боже мой! — снова стонет Хардекопф. Он вдруг густо краснеет; ему кажется, что он чувствует руку офицера на своем плече.
— Надо было дать им удрать, — тихо сказал поляк Конацкий. Хардекопф молчит. Он не имеет права слушать такие речи.
— Вот скоты, — выругался Петер Расмуссен, — от нас улепетывали, как зайцы, а своих же земляков… Проклятые собаки!
Это Хардекопфу еще того меньше полагается слушать: тут уж пахнет мятежом. Но он молчит.
— Трое из них были рабочие, — опять начинает Конацкий. — Бородатый — литейщик.
— Литейщик? — Хардекопф рывком поворачивается к Конацкому. — Откуда ты знаешь?
— Да ведь он рассказывал, господин ефрейтор.
— Так, так, а что он еще говорил? — спрашивает Хардекопф.
— Надо было позволить ему бежать, господин ефрейтор. Он знал, что его ждет. Он рассказывал, что версальцы уже тысячи людей расстреляли. У него жена и трое детей…
— Литейщик, говоришь? — переспрашивает Хардекопф.
— Ну да, так он сказал.
Хардекопф отрапортовал начальству, что приказ выполнен. Он стоял перед просторным сараем, где помещалась рота, и не решался войти. Конечно, Конацкий и Расмуссен рассказали уже обо всем. Хардекопф боялся встретиться
Хардекопф бесшумно обогнул сарай и вышел на дорогу.
Вечер был тихий и звездный. За холмами горел великий город, там громили и убивали. А здесь ничто не нарушало ночного покоя. Полная луна стояла над верхушками деревьев, как столетия тому назад. Но Хардекопфа она не радовала. Холодное светило казалось ему сегодня особенно бледным, мертвенно-бледным, оно смотрело на него с дьявольской усмешкой, гримасничало… А звезды? Печально глядели они на землю со спокойного темного неба. В шелесте листьев ему чудились вздохи и стоны. Вечерняя тишина напоминала тишину кладбища, тишину смерти. Хардекопф в смятенье быстро шел по дороге, туда, где должен был находиться этот проклятый Венсенн, туда, где несколько часов тому назад так подло убивали людей…
— Стой! Пароль! — Часовой из отделения, которым командовал Хардекопф, с ружьем наперевес, вырос перед ним. Иоганн махнул рукой, повернулся и так же поспешно пошел назад…
Поздно вечером Хардекопф, думая, что товарищи уже спят, стараясь не шуметь, вошел в сарай. Он переступил порог и испуганно остановился. Солдаты сидели вокруг длинного стола, и все, как по команде, уставились на него. Он опустил голову и прошел мимо к своему месту. Никто не произнес ни слова. Хардекопф чувствовал на себе каждый взгляд. Он повесил каску на гвоздь и снял мундир. Шея у него взмокла от пота. Почему никто не говорит ни слова?.. Почему они не кричат ему: «Убийца!»? Почему не бросаются на него с кулаками?.. Хардекопф стянул с себя сапоги и украдкой взглянул на молчавших товарищей.
Вот наконец чей-то голос. Голос Дальмана. В нем и обвинение, и презрение, и издевка.
— Ну что, Иоганн, отвел пленных на расстрел?
Хардекопф вскинул голову.
За столом поднялся невообразимый шум.
— Подлость!.. — Это свинство с твоей стороны, Франц!.. — Он тут ни при чем! — Разве он виноват? Виноваты те… — Разве так поступают товарищи? Подлость! Безобразие!
Только много позднее Хардекопф понял, что все это относилось не к нему, а к Дальману. Он кинулся полураздетый на свой мешок с соломой и заткнул уши.
4
Демобилизованный ефрейтор Иоганн Хардекопф, снявший с себя по окончании войны солдатский мундир, сохранил лишь внешнее сходство с тем Иоганном, который всего лишь год назад, надев этот мундир, под лихие военные марши проходил по ликующим городам и вышел на ту сторону Рейна. Он вернулся в Бохум, к матери — отец его, шахтер, был во время войны смертельно ранен при катастрофе в шахтах. Молчаливый, еще более задумчивый, чем раньше, Иоганн взялся за прежнюю работу. Когда товарищи просили его рассказать о войне, он отвечал односложно, уклончиво. На первых порах мать, радуясь тому, что сын вернулся цел и невредим, допытывалась у него: