Отдать душу (сборник)

Гравицкий Алексей Андреевич

– Красивое белье.

Хозяйка с подозрением оглядела свое тело:

– У меня ж его нет.

– Вот это и красиво, - подтвердил Изя и перешел к действиям.

Но ему помешали - две холодные, растущие из дивана, волосатые лапы схватили за ноги и с криками: "Моё, моё" принялись запихивать его под диван.

– Наше, - возразила хозяйка.
– Ты отпустил бы его, аскеза все-таки.

– Бяка, - обиделись лапы и с ворчанием исчезли под диваном.

В мозгу Изи начали зарождаться смутные сомнения: "Что-то здесь не так. Опять показалось? Слишком часто кажется в последнее время. Вроде еще не пил. Или пил? Нет, я бы заметил. Или не кажется?" И сомнения продолжали зарождаться и сгущаться.

Страшный,

скрежещущий, будто гвоздем по стеклу, звук вывел Изю из состояния глупой задумчивости. После столь триумфального рождения сомнения быстренько развились и... умерли.

– Сиди, это меня, - пояснила хозяйка и упорхнула в соседнюю комнату, к телефону, как оказалось.

– А-а-а-э-э-э...
– возразил Изя и принялся коротать время осмотром помещения.

Помещение было вполне обычным для ненормального. Веселенькие занавески похоронного цвета, пара электрических стульчиков, уютная домашняя виселица, скелет в семейных трусах и бабочке, томик Пушкина в одном углу и головастик-переросток в другом. Противоположную стену занимала дубовая полка, заросшая мхом и грибами. Большинство книг были заботливо расставлены по сериям: Жизнь Замечательных Людей в автобиографиях: Ф. Крюгер, гр-ф Дракула, Помидоры-убийцы, броневик Ленина; Библиотека фантастики: А. Т. Фоменко, Программа партии, Учебник истории СССР с древнейших времен до 1867 г., "Как заработать миллион". А также иные непонятные книги с отдельными заголовками: "Гадание на спицах", "Вязание на картах", "Маячение на глазах", "Играние на нервах" и "Что-то на чем-то". Левее полок стену украшали плакаты с изображением популярных футболистов. Тот факт, что люди на фотографиях были всего лишь изображениями, отнюдь не мешал им проводить матчи, перегоняя мяч с одного плаката на другой. После очередного гола в ворота "Спартака" Изя плюнул на глупую игру (что, впрочем, не помешало футболистам сделать то же самое) и, утеревшись плевками знаменитостей, перешел к созерцанию главной достопримечательности любого дома - стола.

На столе был развал. Книги, полная бычков в томате пепельница, объедки, пустые бутылки, колода карт. Все это было тщательно приготовлено и щедро усыпано каким-то порошком.

Изя повернулся - в дверях стояли оба Либерштейна и двухзадая собака. Повернулся еще раз - Либерштейны исчезли. "Без них скучно", - решил Изя и повернулся в третий раз.

– Ты чего такой замороченный?
– заботливо поинтересовался Фриц.

– Мне кажется, что я схожу с ума, - мрачно разъяснил Изя.
– Мне кажется...

– Это не тебе кажется, это нам кажется, - перебил его хозяин и, видя, что гость ничего не понял, добавил: - Это наши глюки. Мы вторую неделю похмеляемся, вот и глючит. Кстати, за это мы еще не похмелялись. Выпьем?

– Угу, - согласился Изя.

Компания расселась вокруг стола, на столешнице устроились толпы бутылок, одна из которых оказалась тут же откупоренной... и там же закупоренной. Изя выпил и почувствовал, что ему становится спокойно, даже несмотря на выпорхнувшие из стакана глаза. То есть выпорхнули-то они не сразу, сперва таращились на Изю со дна стакана, потом активно подмигивали, а уж потом вылезли наружу и уставились на почти пришедшего в себя гостя.

Иванов явно пришелся им по вкусу. Они очаровательно моргали, ощупывали его взглядом, потому как больше нечем было, чуть не в штаны заглядывали. "Все в этой квартире озабоченные", - вяло подумал Изя. "Да", - бодро ответили все. Глаза еще чуть поморгали и после тоста хозяина: "Ну, еще по одной" - куда-то исчезли. Видимо, на дно очередного стакана.

Пьянка пошла в своем нормальном ритме, то есть "между первой и тридцать второй промежутка нет вообще". Изя помаленьку приходил в себя.

После седьмого (а может, и восьмого, Изя уже не считал) тоста

в комнату вломился голый мужик:

– У вас будильника нет?

Глаша походя ткнула огромным странным каким-то пальцем в огромные старинные напольные часы. Мужик с сомнением посмотрел на часы, тоскливо спросил:

– А поменьше?

– Поменьше нет, - с сожалением произнес Фриц, который от выпитого стал плаксивым и сентиментальным.

– Ребята, а вы меня завтра в семь утра не разбудите, а то на работу опоздаю.
– Мужик смотрел умоляюще.

– В семь чего?
– ехидно поинтересовалась Глаша и снова указала на часы.

Изя проследил за направлением ее руки и только теперь обратил внимание на то, что часы идут в обратную сторону. Секундная стрелка с упорством, достойным стада ослов, перла от пятого деления к четвертому, от четвертого к третьему, от третьего ко второму, дальше к первому, потом на секунду застыла в поисках нуля, и снова продолжила свой ненормальный путь.

Когда Изя вернулся к столу, из-за которого и не выходил, мужика в комнате уже не было.

"Бред какой-то, - подумалось Изе.
– И вообще, если это все пьяные глюки, то почему они появились прежде, чем я напился". Изе стало страшно. Он побледнел, позеленел, пошел красными пятнами, затем пробежался по всему спектру и остановился на бирюзовом - своем любимом. Еще страшнее и бирюзовей ему стало через несколько секунд, когда по всему дому пронесся дикий рев. Гость задрожал и обернулся к двери. В проеме застыл огромный силуэт. Тело чудовища покрывала блестящая чешуя, с огромных, в полруки длиной, клыков и в полклыка рук стекала ядовитая слюна. Мелкие глазки пылали злобой, крупные отсвечивали ненавистью. Изя почувствовал, как волосы зашевелились на макушке, волосы почувствовали, как зашевелился Изя. "Еще чуть, и штаны намокнут", - испуганно пробежало между шевелящимися. Чудище приблизилось, приняло картинную позу и проревело:

– Трепещи! (Мог бы и не предупреждать, Изя и так дрожал как осиновый лист.) Трепещи, ибо смерть твоя пришла к тебе в моем лице. Я Бред Сивкобыл...

Конец блистательной речи потонул в истерическом хохоте. Изя смеялся от души, мстя за пережитый ужас.

– Ты чего?
– не понял Сивкобыл.
– А ну-ка полчаса бояться!

– Тебя?
– сквозь смех прохрипел Изя.
– С таким-то имечком?

– Ну вот, опять.
– Чудище растеряло всю свою грозность, а заодно и некоторые части тела, но, видимо, решило не собирать их и отрастило новые. Я такой страшный, а меня не боятся. И главное - из-за чего? Из-за имени. Каждое самое завалящее зло имеет звучное имя: Сатана, Люцифер, Дракула. Даже Фреди Крюгер и тот звучит, а я... Все, ухожу из чудовищ в клоуны.

– Да ладно тебе, - пожалел Изя.
– Не расстраивайся. Давай выпьем.

– Наливай, - то ли с горя, то ли с потолка заревело чудище.
– Хоть напьюсь, может, полегчает.

Опрокинув пару стаканов, чудище стало еще страшнее, да еще и раздухарилось:

– Сейчас как пойду, - похвалялось оно перед Изей.
– Как напугаю!

– Кого?

– Их, - чудище ткнуло лапой в сторону Либерштейна с супругой.

– С таким-то имечком?
– усмехнулся Изя.

– Что в имени тебе моем?
– пафосно возмутилось чудище.

– Ничего, но только сам же сказал, что имя должно быть звучным и устрашающим.

– И что мне делать?
– расстроилось чудовище.

– Не называй имени, - пожал плечами Изя.
– Или псевдоним возьми.

– Псевдоним?
– заинтересовалось чудище.
– Какой псевдоним?

– Звучный. Пердимонокль, например. Или... Ну я не знаю: Кровавый Джек, Черный Ужас, Вася Страхов...

– Это идея, - пьяно заухмылялось чудище.
– На ком попробуем?

Бывший Сивкобыл плотоядно оглядел комнату.