Отдать якорь. Рассказы и мифы

Воробьев Сергей

– Ведь не поверят у нас в Союзе, что на траве в парке можно валяться. Точно? Не поверят! – восхищался и одновременно возмущался он. – А я им фотку в нос – бац! Нате, смотрите! Без вопросов. Всё честно, правдиво и, главное, – доказательно.

– Боб, а можно я тебя одного потом буду фотографировать? – спросила Кэтти.

– Ну, конечно, Катя, – отреагировал Боб, – тебе всё можно.

– А фото ты мне вышлешь?

– С этим будет заминка, – прокомментировал старпом, – у нас переписка с капиталистическими странами возбраняется. Письмо вряд

ли дойдёт.

– Это плохо, – опечалилась Кэтти.

– Не грусти, Катя, – улыбнулся Боб, – время летит быстро, как-нибудь зайдём ещё раз в Абердин, и я тебя разыщу.

– Правда? – с надеждой в голосе спросила наша абердинка.

– Вот только три года отслужу и опять приду на наше судно. Абердин у нас, считай, второй порт приписки. В летние месяцы только сюда и заходим.

– А первый порт?

– Первый – Ленинград.

– Я слышала – красивый город.

– Очень! Жаль нельзя тебе его показать.

Мы гуляли по паркам, по скверам, по пригородным районам с типичной для Шотландии застройкой для среднего класса, где каждый домик, представляющий как бы маленький замок, лепился вплотную к соседнему домику.

– Эти дома очень небольшие, – поясняла Кэтти, – но обязательно двухэтажные. Шотландцы могут спать только на втором этаже, там у нас обязательно спальня.

– О! – удивился Боб, – и я сплю на втором этаже. У нас койки друг над другом стоят: Палыч на первом, я на втором.

– Тогда считай, что ты уже шотландец, – пошутила Кэтти и чему-то грустно улыбнулась.

– А что, Боб, надень на тебя килт, вязаные гольфы с кисточками, – стал подтрунивать я, – дай в руки волынку – настоящий шотландец будешь.

– А и то верно, – согласился старпом, оценивающе поглядев на своего подопечного.

– Катя, ты согласна? – тоже шутливо спросил Боб.

– Я согласна, – покорно произнесла шотландская девушка.

– Боюсь только, – продолжил старпом, – если мы скинем всю свою валюту, которую здесь получили, на половину килта твоего не хватит.

– Я добавлю, – включилась в нашу импровизированную игру Кэтти.

Ближе к ужину мы «взяли курс» на порт. Близилось время расставанья. Боб и Кэтти шли рядом и о чём-то беседовали.

– А не накормить ли нам проголодавшуюся шотландку ужином, – предложил Боб, – я думаю, она это заслужила.

– Очень своевременно, – заметил я. – А она согласна?

– Согласна, – ответил за неё Боб.

– Вопрос, согласится ли капитан, – добавил старпом мне на ухо, – представитель чужой страны на борту, да ещё женщина. Сам знаешь.

Когда капитану объяснили ситуацию, он вышел навстречу и, ступив на трап, подал руку маленькой шотландке.

– Welcome on our corsair’s ship [16] .

– Она прекрасно говорит на русском и уже имеет своего рыцаря, – предупредил старпом.

– И кто же этот рыцарь?

– Боб.

– Достойная кандидатура.

В кают-компании, самом большом помещении на нашем судне, расположенном

в закруглённой по радиусу корме, уже стояли накрытые столы. На ужин подавали суп-харчо и абердинские сосиски с картофельным пюре. А сразу после ужина нашей гостье предложили остаться и посмотреть вместе с экипажем художественный фильм «Юность Максима». Импровизированный зал находился в той же кают-компании.

16

Добро пожаловать на наше пиратское судно (англ.).

Когда Боб провожал юную шотландку на причал, она молвила:

– Хорошая песня в том фильме: «Крутится-вертится шарф голубой». Так, кажется?

– Крутится-вертится над головой, – продолжил Боб.

– Крутится-вертится, хочет упасть, – уже пропела Кэтти.

– Кавалер барышню хочет украсть.

Чуть помедлив, она решительно произнесла:

– Боб, укради меня. Посади на свой белый корабль и увези куда-нибудь.

– А как же Шотландия, Абердин, университет?

– О Шотландии я буду вспоминать в своих снах.

– Жаль, что ты живёшь так далеко.

– Но у нас впереди ещё два дня? А это – целая вечность.

– Всего один, – поправил Боб, – а это уже половина вечности.

– А ваш старпом говорил, что у вас три дня стоянки.

– Завтра я работаю на камбузе. Надо отпустить в город старшего кока. Мне и так поблажку дали – два дня увольнения в первом моём иностранном порту.

– Ты завтра работаешь куком? Тогда я приду тебе помогать. Сделаем какое-нибудь шотландское блюдо. Ты согласен?

– Я-то согласен. Разрешит ли капитан?

– Я его уговорю, – весело сказала Кэтти.

Она мимолётно коснулась пальцами щеки своего юного провожатого и быстро пошла, а потом почти побежала, стуча каблучками своих маленьких туфелек по сизому граниту приютившего нас дока. У арочного моста шлюза она обернулась, помахала рукой и крикнула в ночь:

– До завтра, Боб!

На следующий день Боб заступил на камбуз и, как было задумано, на завтрак жарил яичницу. Нашему гидрологу Никанорычу он готовил сюрприз – резиновый муляж. С Никанорычем у него сложились особые отношения: одновременно и дружеские и какие-то ёрнические. Подтрунивания и шутки входили в основной арсенал этих отношений. И Боб решил выкатить совершенно неожиданный шар – гуттаперчевую яичницу, купленную накануне. Об этой шутихе знали только мы со старпомом.

Когда к раздаточному окну камбуза подошёл Никанорыч, Боб подсунул ему на тарелке глазунью, очень похожую на настоящую, а сам на всякий случай ретировался подальше от заранее предсказуемой реакции избранной им жертвы. Однако сценарий пошёл по другому руслу. Наш гидролог долго смотрел на свою яичницу, потом сказал:

– Какая-то она не такая. Старая, что ли?

– Никанорыч, сам ты старый, – раздалось с соседнего стола, – очки надень, да посмотри, как следует – яичница, как яичница.