Отдать якорь. Рассказы и мифы

Воробьев Сергей

– Гинея есть немножко дороже фунта, но здесь можно торговаться.

Мы повернулись и увидели девушку совсем небольшого роста, с приятным и в то же время совершенно обыкновенным лицом. Короткие волосы, гладко расчёсанные на две половины, только-только прикрывали уши. На ней было застёгнутое на все пуговки коротенькое пальтишко тёмно-серого, почти чёрного цвета. Её миндалевидные глаза, по-детски удивленные, внимательно разглядывали нашего молодого кока.

– Сынок, к тебе обращаются, – подсказал старпом.

– А Вы

кто? – неожиданно спросил Боб.

– Я Кэтти, – ответила девушка, – живу в этом городе, русский учу давно. Вы из России? Моряки? Я вам могу чем-то помочь?

– Катя?! – удивился Боб, – да ещё в Абердине! Это здорово! Конечно, мы русские моряки, и нам нужна помощь. Мы ничего не петрим в ваших ценах.

– Петрим? – переспросила Кэтти.

– Ну, да! Не понимаем, дорого это или наоборот. Помогите нам, Катя.

– А как вас зовут?

– Меня – Боб. Это – Палыч, – указал он на меня, – а это наш старпом Валентин Сидорыч.

– Я так и думала…

– Что думала? – не понял наш молодой кок.

– Что тебя зовут Боб. А это твой отец? – кивнула она на старпома.

– Почему отец? – зычно захохотал названый сын.

– Это потому, что тебя «сынком» обозвал, – догадался старпом.

Мы все засмеялись.

– Ну, сынок, похоже, приглянулся ты этой англичанке. Глаз с тебя не сводит.

– Да и Боб, гляди, зацвёл, – сказал я на ухо старпому.

Боб с подачи Кэтти приобрёл себе плотный, рябой шотландский свитер, а я белые териленовые штаны, которые, как уверяла хозяйка магазина, никогда не мнутся. Она с остервенением мяла их в руках, но они всё равно принимали безупречную гладкую структуру.

– Штаны явно не для нашего климата, – сделал заключение старпом, – а в Рио-де-Жанейро у нас заходы не планируются.

– Зато практические, и летом хорошо, – заметила наша новая знакомая.

– Практичные, – поправил её Боб.

– Я русский знаю не идеально, – смутилась Кэтти.

– Нет-нет, – запротестовал наш повар, – что Вы! Если бы я знал так английский… Вы же говорите почти без акцента.

Мы всей компанией пошли по узкой, идущей вверх улице, и маленькая Кэтти стала объяснять нам то, о чём мы даже не догадывались:

– Английский язык в Шотландии вам не поможет, хотя он официальный. Здесь говорят на шотландском. Это такая разновидность английского, с добавкой древнего кельтского. А ещё севернее говорят на гаэльском – языке кельтских шотландцев. И вообще вы неправильно произносите слово Шотландия. Истинный шотландец может обидеться. Никогда не говорите Шотлэнд. Это означает – земля низкорослых людей. Правильно будет Скотлэнд – Скотландия. Земля скоттов. Они пришли сюда из Ирландии ещё в пятом веке. Это очень воинственные и упрямые люди. Мы унаследовали их черты. Не хотим чужого влияния, даже английского. У нас и фунт свой, и флаг, и церковь, и одежда, и кухня…

– Кухня? – оживился Боб, – это по моей части.

– Ты

кук?!

– Нет, я боб, – пошутил Боб. – Но мне интересно, что в вашей кухне особенного?

– Шотландцы любят баранину и пареную репу.

– А чего тут особенного? Проще пареной репы ничего не бывает.

– А я всё-таки советую попробовать наш «хаггис». Это блюдо из бараньих потрохов с большим количеством овощей. Очень вкусно.

– И запивать его надо обязательно пивом, – добавил я, – тогда будешь толстый и красивый.

– Этого я не говорила, – заметила Кэтти, рассмеявшись.

– А чай с молоком тоже шотландское изобретение? – поинтересовался Боб.

– Это придумали ленивые англичане. Они добавляют в чай молоко не из-за вкуса, а по другой причине.

– Интересно, интересно! Что же это за причина?

– Причина очень банальная. Чай с молоком не пачкает кружку, поэтому её проще и легче потом мыть.

– Гениально! – восхитился Боб.

Кэтти неотвязно шла за нами, вернее, рядом, и рядом именно с Бобом. Они как бы привыкали друг к другу, изредка касаясь плечами, и так же изредка поглядывая друг на друга.

– Если пойти по этой улице, – маленькая шотландка показала рукой вправо, – можно выйти к университи оф Абердин – Абердинский университет. Он очень знаменитый. Построен ещё в пятнадцатом веке. В нём почётными ректорами были Черчилль и Карнеги.

– Черчилля мы знаем, – проявил эрудицию Боб, – Карнеги не знаем.

– Карнеги – известный миллионер-филантроп. Но я знаю, вы не очень любите миллионеров.

– Это точно, – подтвердил наш молодой эрудит. – А за что их любить?

– Любить надо всех людей, – глубокомысленно ответила Кэтти, – и, главное, жалеть.

По радиусной улице, поднимавшейся плавно вверх, мы вышли в район старого Абердина, где нас встретила сплошная гранитная готика. Длинному зданию университета, казалось, не было конца.

– Университет принимает каждый год около тысячи студентов из разных стран, – стал объяснять наш добровольный гид, – но русских здесь точно нет. Я тоже учусь в университете. Моя специальность молекулярная биология.

– Это что-то очень сложное? – предположил Боб.

– Зато очень интересное.

– Здесь всё интересно, – согласился Боб, – и уже не так скучно, как показалось вначале.

– Вам очень повезло, что вы зашли именно в Абердин. Это очень старый и красивый город. Называют его гранитной столицей Шотландии. В своё время здесь была резиденция шотландских королей. Сейчас я их всех не помню.

– А почему «гранитная столица»? – поинтересовались мы.

– Рядом с городом есть гранитные карьеры. Из них берут гранит для постройки зданий. Все дворцы, церкви, университет и многие дома построены из этого гранита. Даже улицы им укладывали. В портовых районах можете это увидеть. Этот камень на солнце становится светло-синим.