Отдельный 31-й пехотный

Хонихоев Виталий

— Так оно понятно. В силу маги входят только в отрочестве. Ну или позже, вон Владимир Григорьевич только-только Дар обрел. Детей, оно, полегче похитить будет. Попробуй госпожу Ай Гуль похитить, али Владимира Григорьевича — они вам устроят. А ребетенка, чего ж… легче легкого. У нас на КВЖД такая же малина получилась, повадился кто-то с барышень кожу снимать, вот и вышла незадача. А мы с молодым барином мимо ехали, ну я ему и говорю — Владимир Григорьевич, непорядок получается, девок молодых скоро изведут под корень, люди уже в лес ходить боятся. Да и губернатор ихний, как там его… в общем сильно просил. Владимир Григорьевич

ко мне тогда повернулся и как в душу глянул, словно насквозь меня видит. Верно, говорит, ты думаешь, Пахом, я бы сам и не догадался. А его жена, первая которая, полковник Мещерская Мария Сергеевна, я вам скажу — огонь! Она ж рельсу согнуть может и в землю забить одним ударом до середины! Ну, знамо дело, следопыта взяли с собой, местную девку эту, мелкую, что потом с нами увязалась.

— Давно спросить хотела — а что она ест вообще? — хмурится Тамара: — третий день уже почитай, а ничего не съела. Только чай хлещет, зеленый, ханьский. Еще водку бутылку выпила. Но ни в одном глазу. Странная она.

— Так она из местных, а тама люди дикие. Может пост у нее какой… — пожимает плечами Пахом: — однако же следопытка хорошая, нас с барином сразу на след навела. Вот идем мы по лесу, выходим на поляну, а там… жуть какая-то! Клянусь Богородицей-заступницей! — он осеняет себя крестным знамением.

— Ну что там? Что? — Тамара подвигается к нему поближе. Повар, которые режет зелень, кидает на них быстрый взгляд, хмыкает и качает головой.

— А там по всей поляне — сатанинские знаки и символы! На деревьях — кожи, с девиц содранные висят! И сам демон посредине стоит, в котле варево адское варит! А из котла — ножки да ручки младенцев христианских торчат!

— Ох ты господи! Ужас-то какой! — прижимает руки к груди Тамара: — и что дальше?!

— Барин мой, все же молод еще, подрастерялся малость, а я ему и говорю, Владимир Григорьевич, не иначе сам Везельвул на землю пожаловал и зелье варит, чтобы значит дверь адскую из Преисподней открыть и Люцефера сюда пригласить с легионом демонов! Чтобы разверзлась земля, не вынеся такого отвратительного варева, содрогнулась и из-под нее вырвались твари адские!

— Боже мой!

— Вот тогда-то Владимир Григорьевич и понял, что тут уж никак, только вперед. Или мы за землю-матушку нашу, да за люд православный вступимся да супостата прогоним, либо погибель роду человеческому настанет!

— Пахом Владиленович!

— Да ты погоди, Тамара, это ж все присказка. Дальше, что — навалился наш барин молодой на чудовище и ну давай его ломать, давай они сражаться и друг дружку смертным боем бить. Да только силен демон оказался, никак не одолеть его барину. Бились они, бились, все деревья в округе переломали, но один другого никак одолеть не может. А я смотрю — в костре головня осталась, что под котелком адским. Все уже погасли, а она — горит. Смекнул я что непростая то головня, а пламя адское в себе содержит, потому как варево адское только на таком и варится. Вынул ту головню и пока молодой барин, значится, спереди демона держал — я ему сзади головню затолкал! Как заорет он, а Владимир Григорьевич не оплошал и тут же ему шею сломал. Ко мне повернулся и говорит, мол молодец Пахом, что бы я без тебя делал. Рубль подарил — на водку.

— Voici un conteur… — качает головой повар, ловко нарезая зелень: — вот же сказочник!

— И что потом?! — подалась чуть вперед Тамара: —

вы спасли невинные души православные? Наверное, еще и девицы там были! Как романтично!

— Эээ… ну барышню тоже спасли. Нескольких. Они тама в клетках стояли, совсем раздетые, бедолаги. — тут же находится Пахом: — и эта, Акай которая — она тоже там была.

— Погоди, она же следопытом вашим была, как так? — моргает Татьяна недоуменно: — а ты говоришь…

— Сперва — следопытом, а уж потом ее демон похитил и тоже в клетку посадил! А мы ее выручили, чего тут думать-то!

— Аа…

— Бэ. Думать тут нечего, победили мы страшилу и голову оторвали. А вчерась Владимир Григорьевич ее в Разбойный Приказ унес, амнистию получать для сестры Марии Сергеевны, потому как ее сестренка из монастыря убегла.

— Страсти какие. Сестра полковницы?

— Полковника. В армии — половых различий не существует. — назидательно поднимает палец Пахом: — полковник Мещерская и все тут.

— Я как на нее посмотрю — так мороз по коже, — заявляет Тамара, внезапно поняв, что она находится совсем близко от Пахома и поспешно отодвигаясь: — уж больно грозна и сурова…

— O-la-la, Femme de la capitale Colonel Meshcherskaya! — восхищенно цокает языком повар Жорж: — капитальная женщина! Коня на скаку остановит!

В этот момент где-то вдалеке звенит колокольчик, и Тамара вскакивает на ноги.

— И кого там черт принес: — говорит она, отряхивая фартук: — господа еще не должны были приехать! Пойду, гляну. — она удаляется скорым шагом и Пахом остается на кухне наедине с французским поваром Жоржем. Тот качает головой и усмехается.

— Ну ты и сказочник, брат! — выдает повар, на удивление — с отчетливым рязанским говором: — умеешь лапшу на уши развешивать!

— Кто бы говорил. — прищуривается Пахом и лезет за кисетом с табаком: — это ты у нас «француз», господин Жорж.

— Да кто же себе повара, который не француз, в приличный дом возьмет? — усмехается тот и достает из-под стола пузатую бутылку: — я ж в самом деле во Франции обучался, только по происхождению здешний. И здесь не свой и там чужой. Коньяк будешь? Он точно французский.

— Не откажусь, коли угостишь. — кряхтит Пахом, пряча кисет за пазуху. Жорж выверенным движением наливает ему и себе по стопочке, достает небольшой лимон, отрезает два ломтика и один — протягивает Пахому на лезвие ножа. Пахом принимает лимон и осматривает его со всех сторон.

— Эх ты, деревня. — говорит Жорж: — как выпьешь — так закуси лимончиком, чтобы послевкусие перебить.

— Да уж и без тебя знаю. Что я, лимона не видел? — ворчит Пахом и поднимает стопку: — ну, твое здоровье, Француз!

— И твое, Сказочник! — они чокаются и выпивают. Заедают лимоном. Пахом крутит бородой из стороны в сторону.

— Экая кислятина. — говорит он: — чеснок куда полезней и вкусней.

— И ароматней — кивает Жорж: — как поешь, так потом ходишь и воняешь. Но если из ломтика чеснока сердцевину вынуть, и кипяточком оставшуюся часть обдать — то вкус останется, а запах пропадет. Это на случай, если чесночка захочется, а потом к барышням пойти.

— И какие такие барышни противу чеснока будут? Разве что знатные, ну так нам туды и не светит и даром не надь. А которые наши — так им чесночный запах все в милость. — отвечает Пахом: — хотя штука интересная. Видать и впрямь ты во Франциях учился.